и так же быстро пошел из светлицы.
5.
Так он и дальше всё время шел быстро и по ступенькам вниз, и по двору, и дальше по улице, а колокола звонили и звонили. Эх, думал Маркел, не опоздать бы, потому что не зря же они так спешат, неспроста это, он царевича еще не видел, а они уже норовят его скорей в землю и накрыть плитой, как и отца его царя Ивана тоже так тогда хоронили на скорую руку, как будто кто их гнал! Ну да тогда это еще было понятно, думал Маркел дальше, прибавляя шагу, тогда же столько страху натерпелись и даже не верилось, что наконец всё кончилось, а здесь чего спешить? Только если надо скрыть чего. А чего скрыть? Да что убили его, вот что! Потому что если не убили бы, тогда чего спешить? Тогда горюй и говори, что приходите и смотрите, кто желает, вот он лежит, как голубок закладенный, напала на него падучая и он упал и зарезался, горе какое, Господи, ну да Господь дал и Господь же забрал. Но это если сам зарезался, а если другие зарезали? Эх, опять думал Маркел уже совсем в сердцах, переходя через ручей и выходя уже к Торгу, говорил же он вчера псам этим: колют так, а режут вот как, и поэтому по ране сразу видно, зарезали кого или он сам закололся. Да и сваей как зарежешься? Сваей можно только заколоться, свая для того и сделана, чтобы колоть. Но, выходя на площадь перед рвом, вдруг спохватился и подумал, что начнешь много болтать – и самого зарежут, и кому тогда от этого будет какая польза? Никому и никакая! Потому что сразу концы в воду. Поэтому нужно пока что молчать и больше он тем псам ни полсловечка не скажет! А то еще ночью дразнили: задушим, задушим! Тьфу, только и сказать, подумал Маркел дальше, но вслух, как всегда, ничего не сказал, а перешел через мост, вошел в кремль и дальше пошел к собору.
Возле собора стояла толпа, очень плотная, колокола звенели и звенели очень тягостно, а так все молчали и только от собора глухо доносилось пение – там отпевали. Маркел вошел в толпу и стал потихоньку проталкиваться вперед, к собору. Народ подавался очень неохотно, Маркел долго толкался, его в ответ тоже толкали, порой очень крепко, но Маркел на это не смотрел, а толкался дальше и наконец протолкался. И увидел, что собор закрыт, а на паперти стоят стрельцы с пищалями и к ним никто не смеет даже близко сунуться, такие они на вид грозные.
А Маркел не оробел и сунулся! Но без толку. Потому что когда он сказал, что ему нужно срочно в собор, что у него спешное дело до самого боярина, стрельцы его и слушать не стали, а просто молча загородились пищалями и стали теми же пищалями пихать его в грудь. Я, начал тогда Маркел, скажу на вас боярину, боярин вам шеи поскручивает, пропустите меня до него! Но стрельцы его не только не послушали, а уже не вдвоем, как вначале, а вчетвером спихнули его с паперти. И он отступил. Сзади него толпа молчала, как и раньше, а в соборе, как и раньше, отпевали, а сверху били колокола. День был погожий, даже жаркий. Маркел стоял и думал, что ведь отпоют же и он так ничего и не увидит. Да и разве бы чего увидел, рассмотрел бы, думал Маркел дальше, чтобы хоть немного успокоиться, ведь же когда покойный государь Иван в гробу лежал, разве можно было что увидеть? Да и как тогда было близко подходить и рассматривать, Бельский тебе рассмотрел бы!