на холод, небо было прозрачное, без единого облака. На Габриэле были расклешенные брюки с вышитыми на задних карманах цветами и черная водолазка, за спину закинут Деревянный медведь – ее неизменный спутник. На полпути к магазину, как раз перед поворотом с Алленби, она увидела его.
Йонатан стоял на коленях у витрины обувного магазина. По тротуару распластались полы длинного кожаного плаща. Габриэла готова была поспорить, что плащ сшит из мышиной кожи. Хоть Йонатан и стоял к ней спиной, Габриэла точно знала, во что он одет под плащом: светлый тонкий шарф, давно нуждающийся в стирке, дырявая длинная футболка асфальтового цвета, темные шорты чуть выше колена и уродливые сандалии на ужасно скрипучих липучках – униформа армии, в которой служит один-единственный солдат – он сам. В рамках своего глобального бунта этими сандалиями в начале февраля Йонатан попирал времена года. Вытянув руку, он подманивал к себе изможденное, дрожащее существо с отрезанным хвостом. Габриэла, хоть и обещала своей учительнице по виолончели, что прекратит делать это, сначала оторвала зубами изрядный кусок ногтя на безымянном пальце и лишь потом направилась к Йонатану. Деревянный медведь, словно приободряя ее, похлопывал по спине при каждом шаге. Уже вблизи она разглядела приманку – сырой ломоть лосося ярко-розового цвета. Йонатан добыл его из маки-ролла, остатки которого валялись в черном пластиковом лотке у его ног.
Габриэла немедленно представила себе, что будет дальше: кот сунется к рыбе, Йонатан обеими руками схватит его за шею, сломает ее и запихнет тушку в приготовленную для этого сумку, лежащую рядом на тротуаре. Позже он набьет из кота чучело, чтобы поджечь его на очередной школьной выставке.
– Давай уже, глупыш, – подбадривал Йонатан бесхвостого.
Голос у него был детским – возможно, из-за свистящего зуба. Хоть он и сидел рядом с Габриэлой в классе, она, считай, никогда не слышала его голоса. Если он и интересовался, “сколько осталось до конца урока”, или бурчал “извини” за то, что случайно наступил ей на ногу, то цедил это сквозь зубы.
По пальцам задней кошачьей лапы можно сосчитать, сколько раз Габриэла решалась подойти к незнакомцу противоположного пола – в смысле, к мальчику. Ее всегда останавливала какая-нибудь навязчивая мысль. Появилась такая и в этот раз: я некрасивая.
Формулировка лаконичная, но ощущение вполне развернутое. Габриэла мечтала бы вытянуться, расширить глаза-бусинки, уравнять ноющие асимметричные припухлости на груди, а еще, конечно, здорово было бы обуздать волосы, которые норовят вырасти в самых неожиданных местах на ее теле. Одним словом, на вопрос, что бы она хотела изменить в себе, Габриэла ответила бы: “Все”. А потом уточнила бы: “Все, кроме виолончели”.
– Отстань от него… – смогла наконец выдавить из себя Габриэла, но из-за наушников Йонатан не услышал ее.
Если бы я была хорошенькой, пронеслось у нее в голове, он точно услышал бы меня даже с наушниками.
Йонатан не схватил кота, не сломал ему шею и,