остался бы при своем, но слушатели диспута, несомненно, обогатились бы знаниями и идеями для обдумывания.
В каком-то смысле противостояние между Лондоном и провинцией было противостоянием между тесно сплоченной традиционной общиной и сообществом образованных индивидуалистов. Но это не значит, что среди провинциалов не было ярких натур и индивидуальностей. Напротив. В семействе провинциального священника Джеймса Остина из графства Хэмпшир, к примеру, имелся даже некоторый их избыток.
Джейн Остин. Художник – Кассандра Остин. 1810 г.
Юношеские произведения
Джейн Остин начала писать рано – в пятнадцать лет. Начала с пародийного романа «Любовь и дружба», посвященного Элизе де Фейид и повествующего о приключениях двух чрезвычайно сентиментальных дам, одна из которых постоянно падала в обмороки и в конце концов умерла, а другая то и дело впадала в бешенство и выжила. Большой гурман от литературы Гилберт Кит Честертон оставил нам такой восторженный отзыв о первом романе Остин: «„Любовь и дружба“… действительно потрясающий бурлеск, значительно превосходящий то, что дамы тех времен называли „приятной болтовней“. Это одна из вещей, которые тем с большим удовольствием читаешь, что они с удовольствием писались; другими словами, тем лучше, что они ранние, потому что от этого они полны веселья. Говорят, Остин написала эти вещи, когда ей было семнадцать, очевидно, так же, как многие ведут семейный журнал: в рукопись включены медальоны работы ее сестры Кассандры. Все в целом исполнено того хорошего настроения, которое всегда скорее проявляется в своем кругу, чем на людях, подобно тому, как дома смеются громче, чем на улице. Многие из восхищающихся талантом Остин не подготовлены к такого рода юмору, многие, возможно, не восхитятся письмом к молодой леди, „чьи чувства были слишком сильны для ее слабого ума“ и которая, между прочим, замечает: „Я убила отца в очень нежном возрасте, с тех пор я убила и мать, а теперь собираюсь убить сестру“. Лично мне это кажется восхитительным – не поведение, а признание. Но в юморе Остин, даже и на этой стадии литературного развития, ощущается не только веселость. Есть там почти всюду какое-то совершенство бессмыслицы. Есть там и немалая доля чисто остиновской иронии. „Благородный юнец сообщил, что его зовут Линдсей, однако у нас есть особые причины утаить этот факт и именовать его в дальнейшем Тальботом“. Неужели кто-то способен желать, чтобы это пропало в корзине для бумаг?»
Кстати, из текста «Любви и дружбы» можно заключить, что Джейн действительно читала Дэвида Юма и разобралась в его философии, разобралась настолько, чтобы ее успешно высмеять:
«Когда мы видим какой-нибудь объект или явление природы, то, как бы понятливы или прозорливы мы ни были, мы не способны ни открыть, ни даже предположить без помощи опыта, какое явление будет им вызвано, и не можем распространить свое предвидение за пределы того объекта, который непосредственно вспоминается