веществом неясного разлива. Нина фыркнула и разбрызгала вокруг себя «Белизну». Диана Андреевна зажала нос и проскочила мимо, с отвращением прогнусавив: «Здрасьте». Раиса Федоровна завертела носом и чихнула, рассеяно утершись платком. Она так и не поняла, откуда накатила удушливая волна. Только Захар Казимирович упоенно вдохнул амбре и мечтательно вспомнил о ночах в армейской палатке. В ней воплотились идеалы запахового фона родной Армии после недельного марш-броска по пересеченной местности при полной выкладке. «О, были времена», – вздохнул завхоз и поинтересовался:
– А чего это вы, Герман Архипович, так вырядились?
– А то, Казимирович, что к нам едет…
– Командир?! – Ахнул завхоз.
– Бери глубже, из Министерства!
– Ооо, даа. А на кой?
– Чтоб эт самое… принять…
– Пяти пузырей хватит?
– Ты чего, завхоз?! Ты же культурный работник!
– Ааа.. нууу …Тогда семь. А то в прошлый раз после пятой побежали. Че, тряхнете бюджетом?
– Я те тряхну! – Затопал ногами Дрозд.
– А чего, – в святой простоте не унимался Захар Казимир, – сами же говорили, что искусство на сухую не принимают.
– Зааавхоооз! Отсавить! – Руководитель нехорошо задергался всем телом. – Я те покажу!
– Ну-уу эт вряд ли. Вас не перепьешь. Принимать вы…
– Ааа.. кхрр.., – захрипел Герман Архипович, хватаясь за горло, потом за сердце, потом за грудки завхоза. – Не сметь! Чтоб ни рюмки у меня!
– Я чего такого, сами же говорили, что на сухую никто не принимает. То здесь отошло, то там отвалилось. Мне же потом исправлять, а это вгоняться в расходы, – расстроено забубнил завхоз, выдираясь из захвата.
– Я те приму! Я тя, эт самое в расход самого! Сказано, ни капли! – Рубанул по воздуху рукой так, что едва не снес с макушки Захара Казимировича щегольски нацепленную кепку. Тот поправил убор и поджал губы. Еще никто так не задевал его в лучших побуждениях.
***
Дом культуры давно не видал столь важных и напыщенных посетителей. Он был стар и подслеповат, как-то было уже тяжело созерцать копошащихся где-то там людей. Хотелось покоя и тишины. Чтобы не трогал его никто и не бередил старые раны. Особенно докучал этот маленький и круглый человечишко, который совал пальцы в трещины и отдирал струпья, вопя о том, что он новый культурный мир построит. Дом уже не верил в обновление всех и каждого руководителя. Сколько их было… Сколько? На пятом десятке он перестал считать. Но этот красномордый мячик, звонко подскакивая с новой идеей, внушал обители культуры страх, и между тем какую-то робкую надежду. Надежду на возрождение. Уж очень был ретив руководитель, взявшийся за обновление почему-то самого заднего его прохода. Наверное, решил дом, это такой извилистый путь в руководители, эдакий прямой вход в кулуары искусства.
ДК заинтригованно наблюдал за двумя новенькими: мужчиной, лет к пятидесяти в строгом костюме и девушкой, лет двадцати пяти в вечернем платье с сизым проблеском и ярко-розовых