влияния государственной пропаганды – не зря же ее неприятие столетиями взращивалось в их предках.
Теперь ему предстояло решить проблему своего дальнейшего трудоустройства и представить это решение на суд миссис Галлахер. Департамент по делам религии выбрасывал всех без выходного пособия, чтобы остальные тысячу и один раз подумали, прежде чем ставить под вопрос официальный политический курс церкви. Майкл хотел остаться священником, но теперь это могло быть только чем-то из разряда опасных увлечений. Простой работы он не боялся, так что пора было собираться к школьному приятелю Лаину Дансмору. Перед выходом отставной священник посмотрел на себя в зеркало: вид был помятый, что вполне подходило для посещения портового района.
На лестнице он встретил миссис Абигейл – милую для друзей и беспощадную ко всякого рода отребью семидесятилетнюю старушку. Ее густая седая шевелюра, похожая на облачко, и розовая кофточка делали ее похожей на овечку – но это сходство было лишь внешним.
– Отец Майкл, – не замечая запаха вчерашнего падения, обратилась к нему миссис Абигейл. – Ваша воскресная проповедь подействовала на моего паршивого внука, будь он неладен. Теперь он пьет гораздо меньше.
Майкл учтиво поклонился своей сердобольной соседке, стараясь не дышать в ее сторону. Он прекрасно понимал, что сейчас на него хлынет поток слов с пересказом всех событий за прошедшие с воскресенья несколько дней. Безопаснее просто выслушать, периодически соглашаясь: «Да, мэм! Несомненно, мэм!». Такие разговоры разряжали неуемную энергию миссис Абигейл и позволяли ее домочадцам дожить до следующего похода в церковь без следов побоев от полированной годами палочки, с которой старушка ежедневно преодолевала космические расстояния, курсируя по району в поисках свежих новостей. На этот раз Майкл отделался двадцатиминутной экзекуцией, что было признаком необычайного везенья, которое он воспринял как знак удачи перед поисками новой работы, вроде случайно найденного четырехлистного клевера.
На улице светило солнце, уничтожая следы ночного дождя. Когда-то переезжающие сюда надеялись наслаждаться сухим ближневосточным климатом. Но, обманув всех, город быстро вырос до монструозных размеров, поглощая долину и расползаясь по берегу живописного залива. В результате он создал свой капризный микроклимат, который, как казалось Майклу, целиком и полностью зависел от настроения жителей города. Они даже обсуждали с Большим Бо, что в каждом районе города погода капризничает по-своему.
На улице его то и дело узнавали, желая хорошего дня и благодаря за какие-то немыслимые заслуги в решении житейских неурядиц. Майкл уже давно знал, что он не имеет к этому никакого отношения – он просто с любовью выслушивал приходящих к нему людей, и те в результате сами находили выход из ситуации, который до этого не замечали. Как же теперь им сказать, что он не сможет больше уделять им столько внимания, как раньше? Он еще не знал, какая работа ждет его, но что его рабочий день будет жестко регламентирован – это точно.