старыми для семи лет:
– Видишь? – он ткнул костлявым пальцем в цифру «7», которая извивалась, словно змея. – Скоро. Скоро он придет.
Мальчик молча кивнул, сжимая голо-фонарик, собранный из деталей сломанного дрона. Его свет мерцал, окрашивая лица в бледно-лиловый тех, кто годами не видел солнца.
Где-то внизу, в узком переулке между трейлерами, девушка с кибер-рукой, ударила кулаком по бочке из-под синтетического масла.
«Бум-бум-бум!»
Звук пробился сквозь гул антигравитационных платформ, но тут же утонул в реве двигателей. Она зарычала, выдернула из кармана пучок проводов и воткнула их в ржавую трубу. Звук усилился, превратившись в пульс, и толпа на крышах зашевелилась, как единый организм.
На краю «Ржавого Пояса», где трейлеры врастали в землю, словно металлические грибы, восьмилетняя Сара прильнула к окну, затянутому пленкой от радиационных бурь. Ее дыхание оставляло мокрые пятна на пластике, смешиваясь с жирными отпечатками прошлых лет. За спиной стояла мать, поправляя на запястье браслет из мелких камней. Спиральный шрам под ним светился тускло, как умирающий светлячок.
– Мам, а если он не придет? – Сара впилась ногтями в подоконник, оставляя легкие отметины на ржавом металле.
– Он придет, – Мать провела пальцем по шраму, и тот вспыхнул синим, осветив стену. – Он всегда приходит.
5… 4… 3…
Цифры прорезали небо, окрашивая землю багровой тенью. Где-то над головой завизжали «Стервятники» – корпоративные дроны, сканирующие толпу. Луч прожектора скользнул по крышам, выхватывая из тьмы лица: женщину с шрамом через все лицо, старика, держащего фотографию сына, девочку в цветастом платье.
– Глушилки! – закричал кто-то.
Из трейлеров вынырнули фигуры с ящиками, обмотанными проволокой. Резкий визг заполнил эфир, дроны замерли, их сенсоры захлебнулись помехами. Толпа заревела, поднимая самодельные факелы из обрезков труб.
2… 1…
Сара прижала ладони к стеклу. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди и взлететь к цифре, мерцающей, как глаз циклопа. Женщина положила руку на ее плечо, чувствуя, как дрожат пальцы, но голос был тверд:
– Сейчас.
0.
Тишина.
Даже ветер замер, затаив дыхание. Пластиковая пленка на окне перестала хлопать. Где-то далеко упала банка, и ее грохот прокатился по трущобам, как предсмертный стук.
Небо громко вздохнуло.
Тени сплелись в кольцо, огромное, как орбитальная станция Синее свечение зародилось в центре, сгустившись в шар, что пульсировал, словно гигантское сердце. Кратеры на его поверхности открывались, как рты, поющие на частоте, от которой звенели зубы. И из этого света шагнул он – Э́лиас Ве́ренн, человек-легенда, чье лицо было изрублено шрамами, которых не оставляют обычные войны.
– Мам… – Сара ахнула, увидев, как его плащ, сшитый из нейроволокон и разделенный на миллиарды пикселей, колышется в невесомости.
– Это еще не все… смотри, – Женщина прижала дочь к себе.
Элиас поднял руку, и Луна – настоящая, та, что висела над Землей до того, как корпораты опутали ее гравитационными сетями, – запрыгала на его ладони. Толпа взорвалась криками. Старик с фотографией зарыдал, прижимая ее к груди. Девушка с кибер-рукой ударила по бочке так, что треснула труба, и ритм подхватили сотни ног – топот по ржавым крышам, стук костылей, лязг протезов.
– Он носил ее! – завопил парень в плаще с выжженным символом Восстания.
Сара не отрывала глаз от Элиаса. Он повернул голову, и его взгляд упал на трейлер. На нее.
– Мам, он…
– Он видит.
Девочка почувствовала, как сильно мать стиснула ей плечо, но стерпела.
Элиас Веренн опустился на одно колено, и в уголках его губ заплясала улыбка.
Сара в ответ лишь слегка взмахнула ладонью.
А потом он подмигнул. Всему миру. Но Сара знала: этот жест был лишь для нее. И прикрыв на мгновение ресницы, ответила тем же.
Он сжал Луну в кулаке, и она рассыпалась на искры, превратившись в Млечный Путь. Звезды, такие неровные, точно нарисованные рукой ребенка на обрывке голопленки, замигали, расползаясь по небу.
Трущобы взревели. Дроны-мусорщики, сбившись в стаю, кружили в танце, мигая фарами. Кто-то запустил в небо огненную птицу – пакет с горючим гелем, и он разорвался фейерверком, осыпая всех пеплом надежды. В его свете Сара увидела, как плачет мать, как смеется девушка с перекошенной кибер-маской, как старик целует фотографию.
– Он спас нас, да, мам? Спас? – спросила Сара, когда небо начало темнеть, а голограмма Элиаса таять, превращаясь в дождь из голубых искр. – Человек, который… – она запнулась, провожая его взглядом. —… который носил Луну?
– Нет, доченька, – Женщина подняла ее на руки, показывая на толпу. – Он дал нам свободу.
Рядом мальчишка в прожженном комбинезоне танцевал на крыше трейлера, кружась с голограммой птицы в руках.