самый разумный приказ в этой ситуации:
– Все идем к Мариинской церкви15, а то скоро здесь дышать нечем будет, – а затем обратился к стоящему здесь же Данилке: – Направляй всех к церкви, там соберем полусотню.
Данилка встал прямо, прижав к плечу мою пищаль, и утвердительно кивнул. Я же довольно хмыкнул, глядя на него – выглядящего немного несуразно с пищалью выше себя на плече, в тегиляе не по размеру и старой облезлой шапке, но с гордым выражением лица. Проходя мимо него, я не удержался и надвинул шапку ему на лицо, отчего он смутился и обиженно посмотрел на меня.
Через несколько минут я вышел на площадь у Мариинской церкви, в которой на время осады разместилась сотня Николая. Можно было подумать, что это святотатство, держать коней в церкви, но сие сооружение было латинянской киркой, и ни один православный священник не взялся нести там службу, местные же жители были преимущественно последователями учения Лютера, и их также не заботила судьба этого бывшего дома Божьего, так что для нас она ничем не отличалась от остальных домов в городе, кроме того, что это было красивое здание из красного кирпича с высокой колокольней. Посмотрев на это цвета крови в свете вечернего солнца здание и подождав, когда сюда придут остатки полусотни, я повернулся к своим людям и приказал построиться согласно десяткам.
– Я уже говорил вам и повторюсь снова – мы государевы люди и каждый раз должны это показывать. Именно по этой причине мы пойдем через город строем, – обратился я к своим войнам.
Построившиеся в пять рядов стрельцы действительно вызывали уважение. Мои стрельцы стояли ровно, плечом к плечу, с пищалями, приставленными к ноге, образовав квадрат темно-зеленого цвета – все это выглядело воинственно красиво, не то что конный отряд сынов боярских, в котором каждый норовил выделиться из общей массы, ставя свою гордыню выше интересов государя и отчизны, создавая неразбериху в походе и на поле боя, и это мне давало повод гордиться своими людьми, готовыми беспрекословно выполнить свой долг.
Полюбовавшись немного на свое воинство, я отдал приказ следовать строем по двое к месту нашей службы и, приняв от Данилки пищаль, сам возглавил шествие.
Мы шли по пустынным улицам осажденного города, стараясь идти в ногу, и вызывали тем самым немое восхищение у редких прохожих, а иногда ловили взгляды из окон и приоткрытых дверей. Наше шествие отдавалось гулким эхом в затихшем городе, и по этой причине для сторожи западных ворот появление моей полусотни не стало сюрпризом.
– Добрый вечер, Василий Дмитриевич, опять всю ночь в захабе проведете? – обратился ко мне низкорослый, с проплешиной на голове в меру упитанный сын боярский, Михаил Семенович, десятник сторожи у ворот.
– Да, Михаил Семенович, опять нас ждет бессонная ночь, – ответил я, пожимая десятнику руку. – Скоро забудем, как свет божий выглядит.
– Не щадит вас Щербатый, – посочувствовал мне Михаил Семенович и тут же подал знак своим людям открыть ворота.
– Ну