это чувство. Мы какое-то время молчали, стоя под моим зонтом цвета хаки. Дождь продолжал идти и это было понятно. Я много раз замечал – что бы ни происходило, все продолжает идти своим чередом. Даже в такие моменты. Мы помялись еще немного, после чего она вдруг снова заговорила голосом, не похожим на тот, которым она пользовалась со мной ранее.
– Не хочешь пойти под крышу?
– Под какую крышу ты хочешь?
Она хмурилась и кусала изнутри щеки, казалось, борясь с каким-то внутренним чувством.
– Куда ты собирался идти?
– В паб. Я часто сижу там после работы.
– Выпиваешь?
– Да не всегда. Просто сижу. Смотрю на людей. Коротаю время.
– Я могла бы пойти с тобой. Вместе посмотрим на людей и… Скоротаем время. Хочешь?
– Ты разве никуда не торопишься?
– Нет. Совсем.
Я рассовал руки по карманам и пошел вперед, пока она поспевала за мной, держась за зонт свободной рукой. Я привычно смотрел под ноги. Я в сапогах, она босая. Подобная сцена уже могла повториться в прошлом, и не один раз, и от этой мысли мне становилось не по себе, словно мое сознание раскалывалось на две части, одну – похожую на нее, и вторую – похожую на меня. Я не рассчитывал, что все это может повториться теперь, в той маленькой жизни, что я вел сейчас. Все несмотря ни на что должно было оставаться на своих местах, а не мешаться под ногами у людей, которые через все это уже однажды прошли. Но им ничего другого не остается, кроме как принять то, что происходит, вне зависимости от того, как это на них отразиться.
Мне не нравилось, как я чувствовал себя рядом с ней в этот момент. Что-то того гляди готовилось проклюнуться внутри меня, словно росток из асфальта, который я сам же внутри себя и уложил. Так во мне появлялось все больше воспоминаний и чувств, которые, казалось, я давным-давно оставил где-то далеко позади. Если быть честным, я ничего бы не стал менять, но у происходящего были на то свои планы. Не сказать, что я что-то к ней сейчас чувствовал. Все это уже десять раз умерло и сменилось другими обстоятельствами, как и подразумевалось. Поэтому все, что я сейчас чувствовал и испытывал, диктовал не я сам. Это во мне говорило прошлое, искаженное появлением настоящего, – прежде далекое и неосязаемое, а теперь очень близкое, пришедшее ко мне в других одеждах. Но это было оно. То самое, что в свое время перепахало мне сердце и сделало меня таким, каким я был до сих пор.
Мы продолжали идти. Я чуть быстрее, а она чуть медленнее, стараясь обходить камни и битое стекло, а еще держать голову ровно под зонтом. Так было всегда. Я всегда бежал впереди поезда, а она меня догоняла. В конце концов, мне надоело бежать, а у нее, как и прежде, осталась потребность кого-нибудь догонять. Как оказалось, без этого все перестало иметь всякий смысл и наши отношения тоже. Вот так. Не бывает ничего вечного. Весь асфальт под нами был глянцевым, а где-то и неоново-фиолетовым от пятен бензина, в которых ко всему прочему отражались балконы, в которых выращивали цветы или коноплю. В этих лужах, где мы отражались, от дождя расходились круги. Я боялся туда смотреть. Мне казалось, если я загляну