он был. Жираф – это нечто большее. Только я думаю, ты пока слишком маленькая, чтобы воспринять эту историю, – с сомнением покачала головой Элла.
Дочь мгновенно попалась на крючок этой невинной манипуляции:
– Мне скоро шесть! Расскажи всё про Жюля!
– Что ж, хорошо, а ты закрывай глазки, Вероничка. Эта история не на один вечер. Если сморит сон, не борись с ним! Продолжим завтра.
Дочь послушно зажмурилась. Смешная она! Элла снова поцеловала девочку в щёчку. Та улыбнулась, открыла один глаз, потом второй, чмокнула маму в носик, затем опять зажмурилась. Какая сладкая девочка! Как хорошо, что она есть. Просто есть.
С этого вечера рассказывать истории о жирафе Жюле на ночь стало ритуалом в семье Коженковых.
…
Синь весеннего вечера стекала каплями на город. Хотелось цедить её, перекатывать на языке, наслаждаясь каждым глотком.
В дом Коженковых вошло щемящее доброе чувство – Элла рассказывала дочери историю о своей дружбе с жирафом Жюлем:
– Когда я была маленькой, как ты, то… эээ… болела. Мои ножки и ручки часто меня не слушались, как будто забывали, что должны делать.
– Почему? Ты стукнулась? – сочувственно спросила Вероничка.
– Я такая родилась! Порой ножки начинали двигаться так быстро, что я падала, а иногда, наоборот, не могли даже сделать один шаг, как будто застряли. Потому что мои мышцы были немного слабые, они не могли работать так, как у других детей.
– Ой, это было больно? Ну, когда ножки и ручки не слушались?
– Скорее обидно. Это как… хм… если бы ты пыталась поднять игрушку, совсем маленькую, но та казалась слишком тяжёлой… или представь, что ты рисуешь, но вместо карандаша в руках у тебя пружинка. Мне было трудно держать мелкие предметы. Особенно горько становилось, когда я видела, как другие дети бегали, прыгали, играли. А ещё я часто… эм… странно улыбалась. Не специально. Лицо меня не слушалось, как мои ручки и ножки. Одна злая воспитательница в детском саду называла меня Джокером, – Элла поморщилась.
Неприятные воспоминания. Она никогда не забудет, как та воспитательница схватила её и стала трясти, словно грушу:
– Почему ты надо мной смеёшься? Я что, клоун? Прекрати! Хватит улыбаться, я сказала!
Элле было невыносимо обидно. Её захлестнули эмоции, и потому она просто не могла объяснить, что не специально «смеётся» над этой приблажной.
– А кто это такой – Джокер?
– Герой фильма. Он был очень популярным много лет назад, когда я была в твоём возрасте. Этот Джокер улыбался, но не потому, что ему было весело, а само так получалось, когда он расстраивался или нервничал.
– А-а, я тоже так делала! Когда подвернула шею на карусели… Все ребята стали надо мной смеяться. Я – вместе с ними, хотя мне было больно и обидно! Не хотелось, чтобы все это видели!
– Что?! Когда ты шею подвернула?! – взволновалась Элла.
– Мама! Всё уже обратно… разгладилось.
– А почему я ничего не знаю? Это не шутки, Вероника Павловна!
Девочка