Затем он наконец отпустил себя из рук: его сильно трясло, и он тут же потянулся за следующей сигаретой, вытащив потрепанную временем коробку со спичками. Маленький факел растрепал жаром мертвые и высушенные, изрубленные растения. «Да, уж, охренеть», – подумал Брутто и сделал затяжку. Тяжелый дым выходил из легких, скользя по поверхности, словно хитрое животное, как змея, охотящаяся за новой жертвой. Курение даров Танатоса приносило свою долю умиротворения, хотя и требовало жертвоприношения. Но на что не пойдёшь ради минуты покоя в бесконечном вихре людей, вещей, коней и залпов тысячи орудий.
Вдруг палящее солнце загородил черный рыцарь. Его лицо скрывало забрало, за которым виднелась черная, как уголь, кожа. Широкие плечи заслоняли пространство позади, повеяло могильной прохладой. Черное было всё его одеяние и доспехи, даже дубина его была черного цвета.
– Здесь нельзя курить, – изверг он из-под своей балаклавы суровым и глухим голосом.
– Дай докурю, я уже все равно начал, – пытался отмахнуться Брутто.
– Нам применить силу? – сказал рыцарь, двинув туловище вперёд.
– Ладно, ладно, – ретировался Брутто, выкидывая сигарету и уходя прочь. Черный рыцарь расстроился и даже неудовлетворительно вздохнул; вновь его оружие возмездия и правосудия оказалось не у дел. Как долго он нес с собой свою тяжелую огненную дубину, мня себя Александром, Святославом, Михаилом и всеми прочими, но орды подростков, забулдыг, никак не хотели идти «на вы».
Но вот его взор снова обратился вдаль. Кажется, кто-то был не так одет или подозрительно стоял, слишком фривольно, скрестив ноги и мешая общественной безопасности своей вычурностью позы. Он четко помнил наставления своего старшего: «Следи и помни, когда они так стоят, облокотившись и скрестив ноги, это начало конца. Они думают о себе и своем комфорте, забывая об обществе и государстве. Их скрещенные ноги – это крест на нашей стране». И черный рыцарь, покрепче затянув шлем, стремглав помчался с дубинкой на голо, охранять, защищать и спасать свою Родину.
Брутто зашагал дальше вдоль мостовой, перечитывая по ходу мелькающие рекламные вывески и плакаты. Настроение его значительно приподнялось, и хотя болезнь не ушла, но появилось и что-то новое. Будто в его голове среди густого и плотного, влажного тумана, преследующего его весь день, мешающего не только видеть и идти, но даже дышать, появилось долгожданное солнце. Это было уже совсем другое солнце, не то что с утра, когда он только шел в поликлинику. Это солнце не жгло чресла, проявляя ярость, выпаривая из тела укрытые капли чистой воды. Это было солнце, которое, словно белые флаги корабля, несло приятную весть – нет, не то что Тисей жив, и можно теперь не обрамлять свое горе трагическим концом, а что приплыл этот корабль на спокойных волнах.
Казалось, произошедшее было чем-то очень и очень славным, но от чего-то Брутто еще чувствовал черную горчащую слизь под ребрами. Как будто он уже видел дальше, и пока собравшиеся на берегу без оглядки радовались спокойному морю, он