>Это звучит глупо, да? Апокалипсис – и всё начинается с кинотеатра. Но именно туда мы направлялись: я и двое других. Я не знал их имён. Но почему-то знал их. Мы чувствовали друг друга как старые напарники, те, что уже прошли через что-то раньше. Я знал, кто как дышит в тревоге, кто как бежит, кто первым сорвётся, если запахнет бедой. Может, я знал их с рождения. Может, встретил только вчера. Вернее, тело моё знало, как шагать рядом с ними, как реагировать на их голоса. Один был высокий, худой, с вечным выражением скуки. Второй – коренастый, тяжёлый, всегда смотрел по сторонам, будто ждал выстрела.
Воздух в фойе был затхлым, пахло попкорном, пылью и чужими страхами. Я чувствовал, как пот собирается под воротником, как натёрло палец на ноге, но не мог понять, откуда это ощущение – слишком реальное, как будто я живу здесь давно, а не пришёл случайно.
Когда выключили свет – мир умер.
Один щелчок – и всё. Люди сначала замерли, потом заорали. Свет исчез, и с ним ушло всё, что казалось нормальным. Кто-то уронил стакан, пластик грохнулся и разбился с нелепой звонкостью. Женщина закричала – хрипло, с надрывом, будто ей в глотку вбили железо.
– Что за хрень?! – это голос коренастого. Я забыл его имя.
– Спокойно… спокойно, просто авария, – сказал я, но сам уже знал: это не просто. Это началось.
Мы вышли из зала. В коридоре было темно, красные аварийные лампы моргали, будто в бреду. Торговый центр стал лабиринтом – пустым, гулким. Витрины отражали наши тени, и казалось, будто кто-то идёт за нами след в след.
– Там! – кто-то крикнул, и мы рванули.
Бежали вслепую. Мимо манекенов, мимо лифтов, мимо стен, которые сужались, как глотка чудовища. Я чувствовал, как сердце бьётся в рёбрах, как воздух давит на грудь.
Комната. Белая.
Мы вбежали туда, не думая. Один вход, ни окон, ни предметов.
Гладкие стены. Без единой царапины.
Тишина здесь была живая. Не просто отсутствие звука – она наблюдала. Комната дышала нами.
– Мне здесь плохо, – прошептала одна из девушек, когда они вошли. Их было две. Мы не знаем, откуда. Просто появились. Одна с заплаканными глазами, вторая с растрёпанными волосами и пальцами, которые дрожали.
– Здесь не должно быть… так… – сказала первая.
Я смотрел на неё, и на секунду мир подёрнулся рябью. Как в жару над асфальтом.
Я моргнул. Резко.
– Уходим, – сказал я. Мой голос звучал так, будто я говорил сквозь вату.
…
Мы выбрались. Мы спустились с третьего этажа. Прыжок не
был красивым – больше похож на падение с
недооформленным намерением. Я приземлился на бок, ударившись плечом и бедром. Ладонь ссадил до крови – мелкая, но яркая боль. Кто-то из наших застонал, но не громко, скорее как вздох – то ли боли, то ли
разочарования.
Снаружи был туман. Густой, как молоко с грязью. Я чувствовал его на лице, как слизь. Воздух стал влажным, тяжёлым, как будто его нужно было жевать. Рядом торчали ели – как пальцы мёртвеца, вытянутые к небу.
Мы ещё даже не успели обсудить, куда бежать дальше, когда туман вокруг сгустился – не в фигурах, а в силуэтах. Они просто… возникли. Как будто выросли из земли. Люди – или те, кто когда-то были людьми. Лица закрыты масками, одинаковыми: чёрные, без отверстий для глаз. На одежде – логотип, непонятный символ, похожий на перевёрнутую литеру «R» с точкой. Они не говорили. Один из них протянул руку – не агрессивно, не резко – но настолько уверенно, что я даже не подумал отшатнуться. Пальцы сжались на моём предплечье, и с этого момента я больше не был хозяином себе.
Нас вели. Не толкали, не тащили. Просто шли рядом, и ты сам шёл. Потому что что-то в этих фигурах ломало волю, заставляло подчиняться. Не страх – хуже. Полное подчинение, как у насекомого, которое попало под воздействие феромона. Мы шли.
Коридоры. Стены – обшарпанные, бетонные, влажные. Где мы – непонятно. Ни одного окна. Только лампы – тусклые, как больное солнце. Они жужжали, мигали, будто находились на грани перегорания. Кто-то из девушек шепнул:
– Нас ведут как скот.
Но никто не ответил.
Комната.
Когда мы вошли, сначала было только темно. Я
почувствовал запах раньше, чем что-либо увидел: тухлая влага, кислота, ржавчина и что-то, что пахло жареными орехами, но так мерзко, что чуть не вывернуло.
Потом – звук. Мягкий, скребущий, как если бы по полу сыпались тысячи крошечных бусин.
Свет мигнул – и я увидел их.
Тараканы. Тысячи. Нет – миллионы.
Они покрывали всё. Пол был ковром из хитина. Стены – шевелились, как живая плоть. Потолок – переливался волнами, потому что насекомые двигались даже там.
– Господи… – выдохнула одна из девушек.
– Не шевелись, – прошептал худой, и я понял, почему: тараканы слышали. Или чувствовали вибрацию.