одобрением и пониманием. Другая история о нем вызывала уже более серьезное уважение: как-то он осадил замполита части, вмешивающегося в лечебную работу, и командир части поддержал его.
Пятиминутка началась точно в девять. Ружана, войдя в ординаторскую, села напротив стола начальника отделения, как-то обреченно сложила руки на коленях. Через минуту, ни на кого не глядя, достала блокнот, делая записи по ходу докладов сестер. Хрусталев бросал на нее короткие взгляды. Он был серьезнее обычного. С ходу задал пару вопросов дежурной медсестре:
– Почему нет анализа крови новенького, кто принимал его? Почему положили в общую палату?
Ружана, не поднимая головы, ответила за сестру:
– Все анализы готовы, сейчас принесут. Больного уже перевели в бокс.
– Спасибо, Ружана. Ольга, – он обернулся к дежурной медсестре, – я тебя в очередной раз предупреждаю… Результаты анализов на поступившего – немедленно. Мне лично. На стол. Контроль за каждым, Ружана: дала поручение, проверь исполнение. Все свободны, а вы задержитесь на минуту.
Игорь Николаевич сразу обратил внимание на бледность Ружаны, отчужденные глаза, темные круги под ними. Ему было неприятно, стыдно, что виной ее страданий – он. Отношения со старшей медсестрой у него сложились сразу романтически-покровительственные. Специалист она была прекрасный, могла дежурных заменить на любом посту. Спокойна, уравновешена. И как женщина понравилась с первого взгляда. Красивая, обаятельная, стройная, при формах (не худышка), косметикой пользуется без излишества. За точеный профиль, тонкие правильные черты лица он называл ее «Панацеей в белых одеждах». Ее античность проявлялась в плавности движений, неторопливости речи и прическе – пучком почти черных волос на затылке с оставленными завитками на висках и шее. С каждым днем он привязывался к ней все сильнее.
– Панацея ты моя. Как мне хорошо с тобой…
Она завораживала его своим голосом, тихим и печальным. Он ощущал ее любовь к себе. Радовался и пугался одновременно. Его тянуло к ней, уже не мог существовать даже в мыслях без нее.
Катя, жена Хрусталева, хрупкая, похожая на девочку, поначалу не очень беспокоилась по поводу очередного увлечения мужа. Но этим летом она почувствовала, что с ним происходит что-то необычное: стал молчаливым, исчезли шутки по утрам, часто возвращался домой за полночь, ссылаясь на загруженность. Как жена офицера, она привыкла к тому, что служба – самое важное, это мужской долг. И смиренно исполняла роль жены и матери, не задумываясь о будущем, разводы в среде военнослужащих случались крайне редко. Не имея специальности, не работая, она жила любовью к мужу и двум замечательным дочкам. Старшей было двенадцать лет – занималась музыкой, танцевала, младшей всего лишь два годика. Муж позволял себе порой развлечься на стороне, но считал, что семья – это святое.
Когда из ординаторской