карьер в стороне от Уиппурвиль Роуд, пустовавший с конца 1800-х, в пятидесятых наполнили водой, сделав его местом для купания. С южной стороны располагался пляж – этот небольшой отрезок песка и камней якобы закрывался на ночь, но мало кто бывал там днем. Он представлял собой свалку из сигаретных окурков, смятых пивных банок, пустых пакетиков от травки и иногда, что было просто отвратительно, там валялись презервативы, безвольно разбросанные по земле и напоминающие трубчатые медузы. Сегодня в карьере было не протолкнуться – все пришли с одеялами и пляжными стульями, в воздухе пахнет средством от комаров и выпивкой.
Хезер закрыла глаза и вдохнула воздух. Пахло Паникой. Пахло летом. У кромки воды неожиданно заиграли цвета и музыка, раздался смех. Фейерверки. В быстрых вспышках красного и зеленого света Хезер увидела, как Кейтлин Фрост и Шэйна Лэмберт смеются, согнувшись пополам, пока Патрик Калберт пытается поджечь еще несколько ракет.
Хезер ушла с церемонии выпускного, поскольку ее мама Криста не собиралась приходить, и не было смысла притворяться, что эти четыре года учебы доставили ей удовольствие. Странно. Это было только вчера. Но ей почему-то казалось, что со времен школы прошли долгие годы. Будто эти четыре года были долгим однообразным сном. Возможно, думала она, это потому, что люди никогда не меняются. Все дни просто смешались в один, который останется в прошлом.
В Карпе не случалось ничего интересного. Ничего удивительного.
Голос Диггина эхом разносился по толпе: «Дамы и господа, у меня есть объявление – школа закрыта на лето».
Все зааплодировали. Петарды взрывались: хлоп-хлоп-хлоп. Все выпускники находились посреди леса, на расстоянии пяти миль от ближайшего дома, поэтому можно было шуметь и кричать сколько угодно.
Никто бы не услышал их, как бы громко они ни кричали.
У Хезер свело живот. Ну вот, начинается. Она знала, что Нэт переживает. Она знала, что нужно сказать ей что-то ободряющее – они с Бишопом пришли, чтобы морально поддержать Натали. Бишоп даже сделал плакат: «Вперед, Нэт». Рядом с этой надписью он нарисовал большую фигуру человечка, стоящего на куче денег. Человечек олицетворял собой Натали – на нем была розовая толстовка.
«А почему ты нарисовал ее без штанов?» – спросила Хезер. «Может, она потеряла их во время Прыжка», – ответил Бишоп. Улыбаясь, он повернулся к Нэт. Когда он так улыбался, его коричневые глаза становились медового цвета. «Я никогда не умел рисовать».
Хезер не любила говорить о Мэтте в присутствии Бишопа. Всякий раз, когда она поднимала эту тему, он закатывал глаза так, будто она только что переключила на радиоволну с плохой поп-музыкой. Она терпеть не могла, когда он так делал. Но в итоге она не выдержала.
– Его по-прежнему нет. – она говорила тихо, чтобы ее слышала только Нэт. – Извини, Нэт, я знаю, что сейчас не время говорить об этом – мы пришли сюда, чтобы поддержать тебя…
– Все нормально. – Нэт подошла к Хезер и сжала ее руки в своих. Она выглядела так странно, будто ее заставили залпом выпить лаймад[1]. –