лукавые искорки в глазах Хезер, когда она произносит последнюю фразу. Мне нравятся шутки. Кияна часто шутила в больнице. Но некоторые кажутся слишком сложными. И вообще, чтобы шутить, как мне представляется, требуется какой-то особый навык. Интересно, научусь ли я когда-нибудь шутить сама?
– Вы, должно быть, тоже когда-то ездили в летние лагеря, – размышляет вслух Хезер.
– Не исключено, – осторожно отвечаю я, соединяя в уме значения двух слов и синтезируя из них некий общий образ. Летний лагерь. Вероятно, место, где подростки летом живут в палатках?
– Он завтра возвращается домой, – продолжает она, – но я попрошу его пользоваться нашей ванной, чтобы у вас была собственная. А эта дверь легко запирается, если так вам будет спокойнее.
Хезер закрывает дверь, ведущую из ванной в спальню Коуди, и поворачивает задвижку под ручкой, чтобы показать, как действует замок.
Я в ответ лишь пожимаю плечами, не уверенная пока, насколько мне необходима личная ванная комната, до какой степени я индивидуалистка, нуждающаяся в полной приватности.
Потом я дважды провожу большим пальцем по тонкой черной татуировке на своем запястье, словно ответ может содержаться там, у меня под кожей.
– Вы проголодались? – спрашивает она. – Я могу приготовить легкий обед.
– Да, пожалуйста, – говорю я, кладу медальон на туалетный столик и спускаюсь вслед за ней по лестнице в кухню.
Двадцать минут спустя мы со Скоттом сидим за столом, а Хезер ставит передо мной тарелку.
– Если бы я знала ваше любимое блюдо, то непременно бы его приготовила.
Я же с некоторой тревогой осматриваю незнакомый предмет, который мне предстоит употребить.
– Если бы я помнила, какое из блюд мое самое любимое, то непременно сказала бы вам, – отвечаю я, заставив Хезер и Скотта рассмеяться. Причина их смеха остается для меня загадкой.
Хезер садится на стул и кладет салфетку себе на колени. Поскольку Скотт делает то же самое, я незамедлительно беру с них пример, сообразив, что так принято.
– Коуди это очень нравится, вот я и решила попробовать начать с сырного сандвича на гриле. Готовить его быстро и просто.
Я все еще изучаю содержимое своей тарелки, отметив, что куски оплавленного сыра чуть стекают с краев двух ломтиков хлеба. Взяв один из них, я нерешительно держу его в руке несколько секунд. Ведь это моя первая настоящая еда со времени крушения самолета.
Хезер и Скотт не сводят с меня глаз, когда я впиваюсь в него зубами.
Вкус буквально взрывается у меня во рту, доставляя такое удовольствие и наполняя все мое существо невероятным восторгом. Это что-то хрустящее и мягкое одновременно, и с каждым кусочком мой язык снова ощущает поистине чудесный аромат.
Я знаю, что почти полностью потеряла память, но почему-то уверена: ничего вкуснее я никогда прежде не ела.
У меня вырывается чуть слышный стон, а Хезер и Скотта опять начинает трясти от смеха.
Я так долго держу каждый