шепчу я.
Тишина.
Потом – скрежет ключа в замке.
У меня нет ключа от двери. Только соцработница. И Лида.
Дверь открывается.
На пороге – я.
Только без седины. Без скрюченных пальцев. Без синяков под глазами. Он стоит прямо, легко, будто кости его – не груз, а крылья.
– Привет, старик, – говорит он.
Я отступаю. Спина упирается в подоконник. Береза шелестит за спиной.
– Ты… не можешь быть…
– Настоящим? – он улыбается. – А ты – настоящий?
Он делает шаг внутрь. Дверь закрывается за ним сама.
– Я – это ты. Только лет на тридцать назад. Ты же помнишь? Договор.
Я качаю головой.
– Не было никакого…
– Было, – он перебивает. – Ты стоял под березой. Ей было пять лет. Тебе – семнадцать. И ты сказал: «Я все отдам, только бы не стать слабым».
В глазах темнеет. Я вспоминаю: дачный поселок, дождь, злость. Злость на тело, которое подводит. На врачей, которые разводят руками. На детей, которые дразнятся.
– Это был просто…
– Срыв? – он подходит ближе. Его дыхание ровное. – Нет. Ты звал. И кто-то услышал.
Я смотрю на его руки. Гладкие. Сильные.
– Чего ты хочешь?
– Того же, чего и ты, – он пожимает плечами. – Поменяться.
За окном ветер стихает. Береза замирает.
– Я… не понимаю.
– Ты стареешь, – говорит он. – А я – нет. Я застрял. В этом возрасте. В этой ярости. Мне надоело.
Он протягивает руку.
– Давай обратно. Ты – в свое тело. Я – в свое.
Я смотрю на его ладонь.
– Это… невозможно.
– Почему? – он смеется. – Ты же верил тогда. Верил так сильно, что это случилось.
Голова кружится. Я хватаюсь за подоконник.
– А если… я откажусь?
Он наклоняет голову.
– Тогда я останусь. А ты… – его глаза бегут по моим морщинам, по дрожащим рукам. – Ты просто исчезнешь.
Береза снова стучит в стекло.
Я закрываю глаза.
Вспоминаю больничные коридоры. Говорящих через меня врачей. Первый трость. Первое «инвалид».
Я открываю глаза.
– Нет.
Он моргает.
– Что?
– Я сказал – нет, – голос мой дрожит, но слова ясные. – Это мое. Мое тело. Моя жизнь.
Тень на его лице.
– Ты сгниешь здесь один.
– Возможно.
Он сжимает кулаки.
– Ты пожалеешь.
Я улыбаюсь. Впервые за долгое время.
– Уже нет.
Тишина.
Потом – крик. Не его. Березы. Ветви бьют в окно, стекло трескается.
Он отшатывается.
– Нет! Это мой шанс!
Но трещины уже ползут по его коже. Как паутина.
– Ты… старик…
Он рассыпается.
Пыль.
Потом – ветер.
И тишина.
Я опускаюсь на пол.
За окном – береза.
Теперь на ее коре – шрам. Длинный, как молния.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте