очень, очень сложно…
И я устала от этой сложности. Выдохлась за шесть лет и решила полностью изменить нашу с ней жизнь.
Мы переехали в Москву, я устроила Даришу в новый садик, сняла квартиру. Осталось только найти работу. Потому что мои небольшие накопления тают с каждым днем.
– Он ведь нас теперь не найдет, да? – детские губы дрогнули. – Мы уехали из дома.
– Я оставила наш новый адрес соседке бабушке Маше. Она обязательно скажет ему, где мы, если папа приедет.
Хотя у меня надежды никакой не осталось.
Это я для Дариши.
Она все еще верит в чудеса.
– Баба Маша все забывает, – маленькая упрямица поднимает на меня свои большие синие глаза. Они папины. У меня светло-серые, почти прозрачные. – Может, вернемся?
– Нет, Дариша, наш дом теперь тут.
В глазах дочки блестят слезы обиды. Она разворачивается и бегом направляется в садик. Мне ничего не остается, как следовать за ее светлой макушкой. У входа в группу обещаю прийти сегодня пораньше. Дариша крепко обнимает меня за шею, пытается улыбаться.
Сердце разрывается, видя ее страдания. Но я буду стараться, окружу ее заботой, у Дариши появятся новые друзья, мы справимся. Ничего другого не остается, ведь, кроме друг друга, у нас больше никого нет.
В двух остановках от сада выхожу и прогуливаюсь до нужного дома. Здание старинное, больше похожее на музей. Обнесено глухим металлическим забором, окна задернуты, жильцов не видно.
Вроде бы там живет прокурор, но это не точно.
Еще раз сверяюсь с адресом на бумажке, все верно. В этот дом требуется горничная.
В груди странно давит, будто бы какое-то предчувствие, но я решительно жму на кнопку звонка.
– Не ходи туда, девонька. Душегуб там живет. Ни сердца, ни совести, – сначала даже не верю, что слышу эти слова в реальности. Слишком они странные. Обернувшись, натыкаюсь на сморщенную старушку в платке. – Иди, девонька, лучше домой, а то войдешь и не выйдешь. Егор Валькевич – ужасный человек. Он сына моего сгубил, – подбородок старушки начинает трястись, а глаза наполняются слезами. – Чтоб он сгинул, проклятый…
Опешив, не знаю, что сказать. Особняк вдруг начинает пугать.
Может, мне действительно лучше сюда не ходить? Было же предчувствие до того, как я позвонила. Может, судьба сама меня от этого дома отвести хочет.
Металлическая калитка скрипнула. В проеме появилась строгая женщина в черном платье с тугим пучком из редких волос на голове.
– Я бы попросила вас уйти, – раздалось приказным тоном. Старушка вздрогнула, я вместе с ней. Женщина с пучком закатила глаза и жестом подозвала меня к себе. – А вы проходите. Вы насчет работы?
– Да, – напряженно улыбаюсь. Что-то я уже не уверена.
Женщина оценивающе прошлась взглядом по мне с ног до головы, поджала губы. Мои потертые джинсы и простая футболка не очень ее устроили.
Закрыв за нами калитку, за которой на тротуаре осталась топтаться возмущенная старушка, женщина направилась в сторону дома. На меня обернулась вскользь.
– Ее сын получил по заслугам, так что не стоит его жалеть. Если будете здесь работать, то периодически придется сталкиваться с такими, как она, – женщина пренебрежительно передернула плечами. – Ходят, нормальным людям жить не дают.
Пока я не понимала, на чьей стороне должна быть, поэтому промолчала.
– Ко мне можете обращаться Ольга Павловна. Я занимаюсь подбором персонала. А вы?
– Агата, – я оторвалась от разглядывания фигурно подстриженных кустов по обе стороны от дорожки.
– Интересное имя.
– Спасибо.
Я выбрала его, пока была в больнице. Хотелось что-то красивое для новой себя. Ведь старой меня не стало.
Такова моя реальность, которая для многих людей может быть уму непостижима.
Шесть лет назад я открыла глаза в забытой богом больнице в Нальчике. Ни двигаться, ни говорить не могла, ничего не понимала и никого не узнавала. Меня перекидывали от врача к врачу, из больницы в больницу, все пытались сбыть с рук бесперспективную пациентку, к тому же беременную.
Так бы и сгинула, наверное, если бы не взял меня под свое крыло Юрий Белов. Врач с большой буквы, руки золотые. На ноги поднял, лицо собрал заново, на руки дочку мою первым взял. Только вот память вернуть не смог.
Именно он предложил мне взять имя Агата.
Так звали его доченьку, которой не стало за два года до моего появления в его отделении. Говорил, я ее ему напоминаю. И я подумала, почему нет.
– Я могу увидеть ваши рекомендации с предыдущих мест? – спросила Ольга Павловна, открывая тяжелую деревянную дверь особняка.
– Конечно, – скользнув следом за ней внутрь дома, я прищурилась. По сравнению с ярким светом на улице тут царил полумрак. Глаза привыкли, позволив мне рассмотреть старинную гостиную: изящный мебельный гарнитур с деревянными резными ножками, камин у