и трубы обступали её – а чьи-то глаза. Молча. Терпеливо. Ждали чего-то.
Она выскочила из душа, кутаясь в полотенце, как в броню, и, не оглядываясь, поспешила в комнату. Высушила волосы феном, наспех переоделась и, стараясь не встречаться с отражением в зеркале, спустилась на первый этаж. У входа висело расписание.
Предметы были привычные: история, антропология, введение в архивное дело. И ещё – один, выделенный другим почерком: "Тайны мифологии и фольклора». Преподаватель: Аркадий Ягужинский.
Имя ударило в грудь, как камень. Аркадий Ягужинский. Тот самый. Купил дом Златы. Но в деревне его никто не видел. Ни разу. Дом стоял заперт, с замазанными окнами. Голова закружилась. Василиса почувствовала, как подкашиваются ноги. Любопытство горело внутри: почему он, человек столичный, вдруг заинтересовался забытым уголком, где даже электричество порой ведёт себя как капризный дух? Зачем ему был дом в Чернолесье, если он ни разу не появился там? Всё это не укладывалось в голове, как и сам факт, что именно он теперь будет преподавать предмет. Узнав расписания, Вася поднялась по узкой, круто уходящей вверх лестнице, вжимая пальцы в перила, будто сама лестница могла придать ей уверенности. Второй этаж встретил её не тишиной, но шумом и смехом, обрушившимся на неё, как хлынувший из ведра дождь. Это была кухня – сердце студенческого общежития, но сердце это билось громко, нестройно, безжалостно. На ней был старенький спортивный костюм – серый, немного выцветший, с распущенной ниткой на рукаве, которую она машинально наматывала на палец, пока закипала вода в чайнике. В этом костюме она чувствовала себя неуверенно, слишком простою, слишком "деревенской". Студенты сновали туда-сюда, как муравьи, неумолчно болтая, смеясь, передавая друг другу тарелки, чашки, какие-то шутки, которые ей были непонятны. Она уловила пару фраз – что-то о новенькой. Кто-то бросил взгляд в её сторону – долгий, полушутливый, не злой, но причиняющий боль своей небрежной откровенностью. Она заварила чай – обычный, чёрный, самый дешёвый – и, не говоря ни слова, словно избегая чьих-то невидимых рук, которые могли её задеть, схватила кружку и вышла из кухни. Шум остался за спиной, но эхом отдавался внутри. Комната встретила её тишиной и лёгким запахом домашних вещей. Соседок не было. Вася осторожно закрыла дверь, будто боялась спугнуть это редкое уединение. Она подошла к столу, поставила чай, открыла сумку и достала свёрток— мамины пирожки. О, эти пирожки! Тепло их ещё хранилось внутри, как будто частичка родного очага приехала вместе с ней, пережила дорогу, шум вокзала, чужие взгляды и теперь лежала тут – простая, драгоценная, как талисман.
Она села на кровать, подогнув ноги, и, держа пирожок в одной руке, другой прижала к себе горячую кружку. Глаза её скользнули к окну – за стеклом лежал чужой, громадный город, переливающийся сотнями огней, как будто на том берегу жизни кто-то праздновал вечный бал, а её – не пригласили. Медленно, глоток за глотком, Вася пила чай, и с каждой каплей возвращалась к себе. Мысли, как птицы, вспорхнули: завтра – первый день. Первое занятие. Нужно закинуть в рюкзак тетради, ручки… Как бы это ни звучало