самостоятельно, она не собиралась возвращаться в родные стены.
– И не забывай, ты в долгу перед младшей сестрой! – последняя фраза матушки отвлекли Ариану от воспоминаний. – Она перенесла такую боль! По твоей вине она едва не стала калекой!
Когда Ариане было всего десять лет, она и Розалина катались на пони под присмотром старого конюха. Тогда у семьи еще было загородное поместье и даже приличная конюшня. Конюх куда-то ненадолго отлучился, а семилетняя Розалина упала с седла и вывихнула щиколотку. Почему-то матушка решила, что все произошло по вине старшей сестры. И она напоминала Ариане об этом каждый раз, когда не могла найти другого аргумента в споре с дочерью.
Но в этот раз этот аргумент не сработал. Тетя Софи не раз повторяла, что вини Арианы в этом нет. В то время Ариана сама была ребенком, нельзя было требовать от нее слишком многого. «Бойся тех, кто хочет внушить тебе чувство вины. Этот человек хочет повелевать тобой», – говорила тетушка. И неважно, мать это, муж или сам Император. Суть не меняется.
– Я тогда была ребенком, матушка, – возразила Ариана. – Нет, не уговаривайте меня. Все останется как есть. Я обещала тетушке, что ее кофейня продолжит работу. Так тому и быть.
– Правильно, – протянул с подоконника Маркус. – Правильно говоришь!
– Ведьмино отродье! – зло махнула на него рукой матушка. – Я бы тебя живодерам отдала. Хорь пару медных монет дали бы за твою никчемную шкуру.
– Еще чего! – фыркнул кот. – Ручки у вас коротки, дорогая метресса Корр.
– Грубиян и хам! – возмутилась матушка. – Если ты не выкинешь это чудовище из дома, ноги моей тут не будет.
– Хорошая мысль, – удовлетворенно промяукал Маркус. – Мы вас не задерживаем. Дверь вон там!
– Маркус, прекрати, – строго посмотрела на него Ариана. – Не смей так разговаривать с моей матушкой и сестрой. Это неприлично. А ты хорошо воспитанный кот.
– Софи никогда не была ведьмой. Она всего лишь немного умела колдовать. И ее скорее можно назвать доброй волшебницей. Стало быть, я при всем желании не могу быть ведьминым отродьем, – резонно заметил Маркус.
– Мерзкое животное! – заверещали Розалина. – Он еще и язык распускает!
Кот обиделся:
– Ты слышала? – возмущенно обратился он к Ариане. – И эта туда же! Значит, меня в собственном доме оскорблять можно, а мне на дверь никому указать нельзя?
Он завертелся на месте, повернулся спиной к присутствующим, сел и уставился на падающий за окном снег.
– Если ты не продашь эту халупу и не последуешь моему совету – можешь считать у тебя нет ни матери, ни сестры. Ты променяешь семью на жалкий домишко и дурацкую кофейню? Ну, ну! Знай – мне будет совершенно безразлично, что ты влачишь жалкое существование и перебиваешься с хлеба на воду. Я тебя на порог не пущу, неблагодарная! Ломаного гроша тебе не подам!
Матушка сердито поставила чашку на блюдце. Фарфор жалобно зазвенел.
– Розалина, пошли, – кивнула