хирурга. Все из перечисленного миновало Миюки. Но почему-то она выглядела, словно призрак. Миленькая и миниатюрная оболочка не скрывала полного отсутствия какой-то наполненности. Без сомнений, она одна из тех, кто хочет посвятить себя любимому делу и принести пользу Японии, сделать себе имя. И, пожалуй, это самое прекрасное в ней. Но останься с таким человеком наедине, в совершенно иной обстановке, как бы ты не пытался бежать от скверных мыслей, но начинаешь ощущать всю тщетность и обреченность союза с тем, кто смотрит на тебя сквозь призму истинных чувств. Истинно Миюки оказалась глуха к своему возлюбленному. Она вела себя так, словно он не миновал ради нее такой долгий путь, а буквально пересек дорогу и оказался за считанные минуты на соседней улице. Он преодолел в одиночку семь тысяч шестьсот двадцать километров ради молчания. А мог бы, подобно ей, начать серьезно заниматься забегами на длинные дистанции. Ради Японии. Ради славы. Ради себя.
"Неужели Миюки оказалась коротким забегом?" – пронеслась пугающая мысль в его голове.
Хотелось шлепнуть себя по лбу и отругать за абсурдность того, что такое вообще поселилось в его голове.
"Если я преуспею в спорте…Допустим, я получу славу и признание…Это действительно все, что мне нужно? Заниматься по расписанию, выступать согласно графику, приезжать домой ради того, чтобы посидеть в кругу близких и, имея крохи того свободного времени для себя, поздним вечером уйти к себе в комнату, чтобы заниматься тем, что я хочу в абсолютном одиночестве?"
Почему-то он вспомнил своего отца. Если так подумать…действительно ли он был счастлив, когда был дома? Ведь там в Японии ему нужно было очень много работать, чтобы содержать семью. Слушать радио и иметь возможность провести внутренний диалог с ведущими – было единственным, что позволяло ему чувствовать себя живым? Как и многие японские мужья, – да и мужчины в принципе, – он не позволял себе минуты слабости. Было много вещей, о которых ему, возможно, хотелось рассказать. Хотелось быть услышанным. Но он не мог себе этого позволить по вполне ясным причинам.
"Так и есть. Становясь типовым японским мужем, ты теряешь право на слабость. Потому что твоя семья ждет от тебя поддержки. Слабый мужчина не нужен никому. Поэтому ты становишься одиноким. Вот почему отец уехал. Уж лучше иметь возможность слушать радио в одиночестве, зная, что за стеной никого нет, с кем бы ты мог в теории поговорить. Миюки предпочитает мне телевизор без зазрения совести. А ведь мы могли бы о многом поговорить. О планах, о будущем, о наших чувствах. Но мы молчим, будто чужие друг другу люди."
Рука, что держит книжку, свисает с дивана вниз. Тыльной стороной второй, Наойя прикрывает себе глаза. В Японии у него таких мыслей не возникало. Все задачи выполнялись на автомате. Не было времени размышлять, что стоит за определенными поступками и событиями. Причины оказались гораздо глубже, чем он мог себе представить.
Миюки подобно мышке, легкими, почти парящими шажками оказывается возле дивана, где лежал ее возлюбленный.