кричало о том, что это был Максим.
Она ждала, когда он зайдет в гостиную, борясь с диким желанием бросить все и бежать наверх в свою комнату. Но это уже было бы совсем по-детски.
Он вошел. Остановился у порога и внимательно осмотрел накрытый стол, задержался взглядом на бокале и фарфоровой посуде. Глаза нехорошо блеснули, так же, как при первой встрече, когда тетя сказала, что чучело, открывшее ему двери – это Алена.
– Ты в прошлый раз звонил в дверь, – решила первой нарушить молчание Алена.
– Почему ты здесь? Почему ты до сих пор в моем доме? – пропустив ее замечание, спросил Максим ледяным тоном.
– Я в доме тети и дяди!
– Нет, ты в доме моего отца и моем. Ты это знаешь. Ты не ответила – какого ты здесь делаешь? Свечи, вино… Притворяешься больной, а как только родители за порог, так уже готова набухаться? Может, и в клуб ночной поедешь повертеть своим тощим задом?
– Максим! – Алена вскочила, моментально задохнувшись волной негодования.
– Не произноси мое имя! – процедил он сквозь зубы.
Максим стремительными шагами подошел к столику, и видимо еле сдержался, чтобы не перевернуть его. Тарелки были очень дорогими, наверное, он пожалел посуду. Алена как вкопанная стояла на месте, она не могла справится со сбившимся дыханием.
– Опять притворишься, как будто тебе нехорошо? Как ты научилась так ловко становиться белой? Актриса. Ты только что пила и ела, фильм смотрела. Зажгла свечи. Больные люди себя так не ведут. Они лежат в постели и пьют таблетки!
– Я пролежала в постели больше двух месяцев. Я пошла на поправку. Это мой первый ужин за несколько месяцев, который я сама смогла себе приготовить. Я хочу восстановиться. Думаешь мне нравится зависеть от кого-то? – еле переводя дыхание, ответила Алена. Голос у нее ослаб и шелестел от волнения.
– Какая же ты жалкая в своих оправданиях, в этой своей дурацкой рубашке, с этим дрожащим голосом. Ты – приживалка, – последнее слово он не сказал, а выплюнул.
Максим сел в кресло. Алена была в таком смятении, что не могла сфокусировать на нем взгляд. Не могла понять, куда он смотрит, и какое выражение у его лица. Она даже не могла разглядеть, в какой позе он сидит. Кровь стучала у нее в висках. Вместе с креслом его фигура превратилась в демонический пугающий образ. Его волосы и ткань короткого плаща были мокрыми, блики от пламени свечей играли на его лице, иногда выхватывая из полумрака неприветливые синие бездонные глаза.
– Давай ешь уже, раз начала. И пей. Пьяные не врут, – усмехнулся он.
– Я…
– Пей и ешь, я сказал! И подай мне тарелку и бокал, я поужинаю с тобой. При свечах. Забавно, я не думал, что еще раз увижу тебя, – при этих словах он неторопливо снял плащ и повесил его на спинку кресла, как будто плавностью движений хотел усмирить свой гнев.
Алена не собиралась слушаться, но ноги сами понесли ее к буфету с посудой, а руки сами положили ему салат и курицу в тарелку. Наливать в бокал сок она не стала, потому что точно бы