Nico Barr

Рисовая водка и русские тени. Часть 1


Скачать книгу

sis>

      © Nico Barr, 2025

      ISBN 978-5-0067-1310-9 (т. 1)

      ISBN 978-5-0067-1311-6

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Пролог: «Билет в никуда»

      Дождь в Питере – это не вода. Это жидкая тоска. Он просачивается под воротник, въедается в кости, напоминает: ты здесь чужой, даже если родился в подъезде с облупленными амурами на фасаде.

      Я стоял на Московском вокзале, сжимая чемодан, купленный в «Пятерочке» за триста рублей. Внутри – две футболки, паспорт с вырванной страницей, и билет. Не туда, куда хотел. Просто отсюда.

      Поезд шептал: «Уезжай, пока не стало поздно». Я верил, что побег – как пересадка сердца: вырежешь гнилое, вставишь новое. Не знал, что память – это вирус. Она плывет в крови, даже если сменишь имя, город, континент.

      ***

      Первая ночь в Ханое. Я сидел в баре у порта, где ром пах керосином, а мухи садились на край стакана, как старые знакомые. Бармен – вьетнамец с лицом, будто вырезанным из коры – спросил: – Ты откуда? – Ниоткуда, – ответил я, а он засмеялся, показав зубы, черные от бетеля. – Ниоткуда – это тоже место. Там всегда ветрено.

      Он научил меня двум правилам:

      Никогда не спрашивай имя.

      Никогда не верь тем, кто говорит «навсегда».

      Позже, когда я нашел «Белый Дракон» с вывеской-призраком, понял: бары – это церкви для тех, кому некуда молиться. Здесь оставляют монеты вместо свечей, а исповеди смешивают с виски.

      Но тогда, в первую ночь, я просто смотрел, как дождь смывает с улиц следы. Мои следы. И думал: стану водой. Исчезну. Превращусь в пар.

      Не получилось.

      P.S. Иногда, чтобы найти себя, нужно потерять всё. Даже страх потерять.

      Байка первая: «Дождь и бокалы»

      Вечер начался с дождя. Не того, что стучит по крыше, словно рассерженный предок, а тихого, вязкого, как сироп из забродившего тростника. Ветер принес его с моря, пропитав Ханой запахом мокрого асфальта и жареной рыбы. Я вытер стойку тряпкой, от которой пахло цитрусовой горечью – остатки лайма, вчерашние, или позавчерашние. Время здесь течет, как рисовая водка сквозь пальцы: липко, но незаметно.

      Бар назывался «Белый Дракон», хотя драконов тут не водилось. Вывеску содрали еще до моего прихода, оставив ржавый крюк над дверью. Местные шептались, что место проклято – бывший хозяин ушел в море с контрабандистами и не вернулся. Я не верил в проклятья. В Питере тоже хватало дыр в асфальте, куда проваливались люди. Только там их засыпали снегом, а здесь – прикрывали пальмовыми листьями.

      К полуночи пришел Лыонг. Старик с лицом, похожим на высохший манго, в плаще из промасленной ткани. Он был из тех, кто помнил город до небоскребов, когда река Хонгха еще носила трупы солдат. Садился всегда в угол, заказывал «что-нибудь горячее». Я наливал ему самодельный виски с имбирем – напиток для тех, кто хочет забыть, но боится уснуть.

      – Ты сегодня молчишь, Русский Призрак, – просипел он, разминая суставы. Мое прозвище здесь звучало как «Ma Ку», что-то между духом и бродягой. Подходило.

      – Дождь вымывает слова, – буркнул я, переводя взгляд на окно, за которым мелькали тени мотоциклов. Где-то там, за этой стеной воды, лежал порт, а в порту – корабли под флагами, которых я больше не мог видеть. Пару лет назад билет в один конец стоил дешевле, чем взятка пограничнику. Теперь и взятки не хватало.

      Лыонг засмеялся, обнажив зубы, окрашенные бетелем в кровавый цвет.

      – Дождь вымывает следы. Ты думаешь, твои – первые? – Он ткнул пальцем в пол, где трещина в плитке извивалась, как река на карте. – Здесь раньше французы ром пили. Потом американцы. Потом… – он махнул рукой, и в жесте было что-то от взмаха крыла летучей мыши, – все ушли. Остались только духи да мы с тобой.

      Я потянулся за бутылкой, но он остановил меня жестом. Вытащил из кармана смятый конверт с фото: девушка в белом аозае, смеющаяся на фоне рисовых полей.

      – Дочь. Уехала в Сайгон. Говорит, ты научил ее… как это… «мечтать о снеге».

      Я сглотнул. Три месяца назад, пьяная ночь, разговор о том, как лед скрипит на Неве. Она плакала, а я врал, что в России снег иногда пахнет корицей.

      – Снег тает, – пробормотал я, но старик уже встал, бросив на стойку горсть монет.

      – А рис – прорастает, – бросил он на прощание, растворившись в завесе дождя.

      Я остался с пустым бокалом и мыслью, что, возможно, проклятия – это просто память, которая не находит выхода. Как мое имя. Как тот билет, что истлел на дне чемодана, задвинутого под кровать в комнатке над баром.

      Бар «Белый Дракон» молчал. Только дождь продолжал стучать, смывая с улицы следы тех, кто когда-нибудь все же уйдет.

      Байка вторая: «Шрамы и ракушки»

      Ураган пришел с юга, как всегда – без предупреждения. Небо треснуло по швам, вывалив на город не воду, а что-то густое, белесое, будто слезы