щение покоя, подернутого легкой меланхолией. Слышен негромкий гул уличного движения, который, однако, не проникает внутрь. Звучит спокойный, глубокий ГОЛОС ЗА КАДРОМ.)
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Есть места, которые не найдешь на картах туристических маршрутов. Места, спрятанные в самом сердце города-лабиринта, в закутках между стеклянными монстрами бизнес-центров. Там, где днём гудят вентиляторы и стучат шпильки, а вечером – растекаются вздохи усталости. И без неоновых вывесок, что слепят глаза. Вот такой Он. Бар. Он просто есть. Старый бар, повидавший виды.
Просто… стена, дверь.
За этой дверью – другой воздух. Чуть терпкий от старого дерева и пролитого виски, чуть сладковатый от кофе, чуть пыльный от времени. Здесь, полумрак обнимает мягче, чем солнечный свет снаружи. Стойка – с изъянами, отполированными тысячами локтей и историй. Стулья – потёртые, помнящие сотни разных поз: от триумфа до полного отчаяния. Это место, где время превращается в тягучую смесь как мёд, жаль, не всегда такую же сладкую.
Сюда частенько спешат те самые “белые воротнички” забегая перекусить на быстрый обед, вечером – налить себе что-нибудь покрепче, чтобы смыть усталость рабочего дня сбросив на время броню деловитости. Сюда приходят из близлежащего зеленого парка – просто посидеть, посмотреть на мир через чуть мутное стекло. Это гавань, но не от шторма внешнего, а от бури внутренней. Место между "там" и "дома".
Этот бар – не модное место для шумных пятничных вечеринок, где музыка бьет по ушам, а коктейли меняют цвет каждую неделю. Но и не привокзальная забегаловка, где собираются опустившиеся личности.
Это место между мирами. Сюда приходят те, у кого есть что рассказать, даже если они сами этого не знают. И здесь всегда есть тот, кто готов слушать. Тот, для кого барная стойка – не просто рабочее место. Это одновременно сцена, исповедальня и наблюдательный пункт. Тот, кто видит всё. Кто слышит больше, чем сказано. Кто не судит, но помнит. Бармен.
(Музыка чуть стихает. Освещение медленно, плавно загорается, проявляя из темноты только пространство вокруг барной стойки и фигуру сидящего за ней БАРМЕНА. Он неторопливо поднимает голову и его взгляд устремляется прямо в зал, словно он видит каждого, кто сидит там.)
СЦЕНА 1
На сцене: барная стойка. За ней стоит БАРМЕН. Ему лет 40-50, уставший, но с проницательным взглядом. Он протирает стаканы, смотрит в зал (на публику).
БАРМЕН: (Спокойно, немного цинично) О, да. Вечер. Очередной. Они приходят и уходят. Разные. Похожие. Думают, что Бармен – это так, мебель с тряпкой. А ты видишь их всех. Каждый день. Или ночь. Особенно ночь. Ночи длиннее, истории – глубже. Иногда смешные. Чаще… ну, разные. Понедельник был. Начало всего. Или конец. Смотря с какой стороны посмотреть. Для меня это просто… смена. Очередной вечер за стойкой. Думаешь, понедельник – день скучный? Сбросили напряжение выходных, еще не набрали рабочего темпа… Тишь да гладь? Как бы не так. Понедельник – он коварный. Он подкрадывается незаметно, когда ты еще не готов. И приносит… сюрпризы.
(Делает паузу, смотрит в зал, вытирает стакан. На другом стакане видит небольшое пятно, берет его и принимается тереть немного усерднее.)
Вот, например. Тихий понедельник. Думал, скука смертная. Начинался как обычно. Пара человек за стойкой, читают газеты, пьют пиво после работы. Ожидал тихого вечера. Вторника номер ноль. А потом вошла она. И он. Как и многие, кто заходит сюда впервые – немного нерешительно. Огляделись. Выбрали столик в углу. Подальше от света. И от меня. Наивные.
(Освещение в основной части зала гаснет, остается луч света на небольшом столике в стороне от стойки. Там сидят ОНА, лет 35-40, одета элегантно, но немного небрежно, и ОН, примерно того же возраста, ОН нервничает, ОНА выглядит спокойно, но напряженно. Перед ними стоят едва тронутые стаканы с водой.)
ОНА: (Голос тихий, но сдержанный, без истерики, скорее с холодной констатацией) Ты даже не смотришь на меня. Уже битый час. Ты смотришь куда угодно – на стаканы, на свои руки, на эту салфетку… но не на меня.
ОН: (Еле слышно, теребит край салфетки) Я смотрю… я просто… тяжело это.
ОНА: (Легкий, горький смешок) Тяжело? Тяжело было мне последние полгода. Каждую ночь. Каждый раз, когда ты задерживался "на совещании". Каждый раз, когда ты "слишком устал". Каждый раз, когда ты врал мне прямо в глаза. Вот это тяжело. А это… (делает жест рукой, обводя пространство между ними) …это уже просто формальности. Значит, это всё? После… семи лет? Ты можешь хотя бы это сказать? Прямо?
ОН: (Поднимает на неё быстрый, полный вины взгляд, тут же опускает его) Да. Это… это всё. Я… я не могу больше так. Это… нечестно. По отношению к тебе. Ко мне. К…
ОНА: (Перебивает, тон становится чуть жестче) К кому? К Ней? Не утруждайся. Мне не нужны подробности. Я не хочу знать имя, цвет волос или размер груди твоей новой секретарши. Я уже всё вижу. Вот здесь. (Прикладывает палец к виску) И здесь. (Прикладывает руку к груди) И здесь. (Кивает в сторону него) В твоих глазах. В том, как ты не притронулся к воде. В том, как ты держишь руки. Сжаты кулаки, будто боишься, что я ударю.
ОН: (Набирает воздух, пытаясь