из наших душевных разговоров, он признался:
“Ты знаешь, у меня странная реакция на боль. Там, где нужно плакать – я смеюсь. Смех – это моя броня, когда внутри всё рушится.”
И в ту секунду я поняла, что он смеётся не потому, что ему смешно. А потому, что больно.
– А дружить?.. хотя бы? – спросил он всё тем же голосом, но этот смех всё ещё эхом бился в моей голове.
Я почти сорвалась. Но:
– Нет. Друзьями мы быть не можем – сказала я и почувствовала, как голос предаёт меня.
Я попрощалась и повесила трубку.
Он не перезвонил. Он никогда не нарушал чужих границ – даже когда хотелось.
Я сидела в машине и рыдала. Глупо, по-детски, как отломанный кусок чего-то важного.
Я наказала себя за чувства. За привязанность. За то, что позволила себе лишнее.
Возможно я просто ждала, что он не отпустит. Что позвонит. Напишет. Но он не написал. Он уважал моё «нет». Даже если оно звучало, как просьба: останови меня.
Прошёл месяц. А легче не стало.
Я жалела, что выговорилась. Мы могли бы продолжать общение, держать всё под замком, сублимировать чувства в дружбу. Но я не выдержала.
На рабочих созвонах он теперь молчал. Иногда включал камеру, и я ловила его взгляд – грустный, сосредоточенный, уставший. Как будто он тоже не спит. Иногда он и вовсе не показывался. Мы сидели в одном звонке, но молчали так, будто нас разделяла вечность.
Коллеги всё замечали.
– Вы что, поругались? – спрашивали те, кто раньше слышал наш смех, подколы, сплочённость. Мы были искрой. А теперь – дым.
А потом наступило лето. Люди радовались солнцу, теплу – а у меня внутри по-прежнему метель. Колкая, режущая.
Я пыталась жить, как будто ничего не было. Как будто не держала его голос в ладонях. Как будто не дышала им месяцами.
Я читала в его глазах вопросы, но молчала. А он – уважал. Это было его проклятие.
И с тех пор я падала. Тихо. Не в драме, а в быту. Сквозь фильмы без смысла, книги, которые не спасают. Сквозь встречи, где я делала вид, что живу. Сквозь дни, в которых не было его.
Теперь я знала, как выглядит человек, который становится тебе домом.
И каково – добровольно сжечь этот дом дотла. Ради «правильно». Ради того, чего больше не чувствовала.
Жизнь стала прежней.
Только теперь я знала, какой она могла бы быть – с ним.
И всё, что осталось – это тишина.