И что, по-твоему, за этим стоит?
– А то, что где-то внутри, кроме естественного отбора, прячется другой механизм. Вот идёт человек по серпантину, видит ступеньку в скале и смекает: неплохо было бы пристроить к ней ещё девять – тогда не нужно будет каждый раз делать огромный крюк. И проявляет инициативу: начинает вырубать в скале вторую ступеньку. А чтобы дело быстрее пошло, зовёт на помощь односельчан. И, глядишь, через пару недель готова лестница.
– Хочешь сказать, что у эволюции есть инженеры?
– Наверняка. И не один. На каждом участке и в каждой экологической нише. Слишком много в природе такого, что не решается линейным способом. Смотри: на автозаводе в одном цехе делают колёса, в другом двигатель, в третьем шасси, и только в четвёртый всё это направляют, чтобы собрать готовый автомобиль. Так и в природе.
– Чушь… – отмахнулся Мальцев. – Ты даже не представляешь себе, что такое четыре миллиарда лет! За это время без всякой инженерии, за счёт только мутаций и приспособления к среде обитания, может произойти всё что угодно. Твои мысли – реверанс в сторону идеи Творца. А я – убеждённый атеист и материалист, так что никогда с этим не соглашусь.
– Не согласишься. Но не потому, что прав, а потому что веришь, что никакого Творца во Вселенной нет. Однако я, собственно, Творца и не утверждаю. Я всего лишь исследователь. Я пришёл в этот мир один раз и всего один раз из него уйду. Лет семьдесят, даст бог, проживу. И за это время смысл моей жизни определится ровно настолько, насколько я сам успею его определить. Вот скажи: на кой чёрт я пришёл в мир такой ущербный? И, может, мне дано взамен тела что-нибудь другое?..
Мальцев кисло усмехнулся.
– Я, в отличие от тебя, пришёл в мир здоровым… Умею штангу поднять в семьдесят кило. А вот есть ли в этом толк, не знаю. Чувствую себя совершенно потерявшимся. Вроде и не дурак и тоже иногда о смысле думаю…
– Потому что думаешь прямолинейно. Не хватает тебе как раз инженерного подхода. Может, ты находишься в фазе, когда месится раствор и обжигаются кирпичи, а ты уже хочешь строить дом. Подожди: пройдёт время, и то, чем ты сегодня занят, покажется понятным и закономерным.
– Да это-то и сейчас понятно! – Мальцев вдруг вскочил с дивана и нервно заходил по комнате. Бакланов наблюдал за ним неподвижными глазами, кнопками поворачивая кресло то вправо, то влево.
– Творческий кризис у меня! – выпалил, словно прорвав плотину нерешительности, Мальцев. – Сколько ни пытаюсь написать что-нибудь стоящее, ничего не получается! Выходит сплошная ерунда и пошлятина.
– Так, может, ты и не родился, чтобы быть писателем? Может, судьба твоя стать учёным, бизнесменом или рекорды в тяжёлой атлетике бить? А с литературой ты не в свои дебри полез?
– Этого я больше всего и боюсь! В юности ведь неплохо начинал! На семинарах хвалили, говорили о перспективах… Публиковать начали… Потом, наконец, написал свой маленький шедевр…
– Ты сказку имеешь в виду?
– Да. Сказку. «О памяти и забвении». По