из светлой овчины, цветастый платок, болтающиеся в ушах золотые серьги невероятных размеров, испещрённое оспинками лицо. Ее облик диссонировал с имперской чопорностью министерских зданий, добротной одеждой безразличных прохожих и с теплотой яркого мартовского солнышка.
Старая ведьма выпрыгнула из‑за газетного киоска и, хвать – вырвала у меня из шевелюры волос.
– Не уходи, несчастье тебе будет, молодой и красивый. А позолотишь мне ручку, отведу твою беду. А какую любовь приворожу, век не забудешь!
Я стоял в растерянности, не зная, что делать. Разум настоятельно рекомендовал плюнуть на эту мошенницу и отправиться дальше по своим делам. Но какое-то шестое чувство удерживало.
– Шиллинга хватит? – робко поинтересовался я.
Она выхватила купюру из моих пальцев и завернула в неё волос.
– Ой, мало, господин. Волос ладонь жжёт. Не жалей, ещё давай. Судьба твоя сейчас решается!
Хитрая бестия выцыганила у меня все деньги – сто пятьдесят шиллингов, всё, что я отложил на лечение.
Ещё секунду назад купюры были в её руках, вдруг она резко всплеснула рукавами тулупа, и мои денежки растворились в утренней городской дымке.
– Где мои деньги?! Я вызову сейчас полицию!
– Они сгорели, – усталым голосом произнесла цыганка. – Иди своей дорогой. Будет тебе счастье.
И я, как послушный телок, поплёлся на трамвайную остановку.
На курорт я всё-таки поехал. Деньги мне одолжил один артист из Ленинграда. Он был старше меня, но в отцы не годился. Так, старший, умудрённый опытом товарищ. На родине он успел сняться в нескольких нашумевших фильмах, приобрёл популярность, особенно у женщин. Его отъезду на землю обетованную советские власти вначале препятствовали, но началась шумиха в западной прессе, и его отпустили. Горбачёв уже примерял лавры реформатора, а досадные мелочи могли навредить его новому имиджу.
Вырвавшись из‑за железного занавеса в свободный мир, восходящая звезда экрана отказался ехать на историческую родину. В Израиле киноиндустрия не сильно развита. Мечта любого актёра – Голливуд, мировая фабрика грёз. Как у меня, выпускника физтеха, – знаменитая Кремниевая долина. Тогда многие искатели лучшей жизни использовали свои еврейские корни, иногда очень сомнительные, как повод для отъезда из Союза. С Александром, так звали моего друга, нас связывали липовое еврейство и мечты о Калифорнии. Но Америка не настолько нуждалась в нас, как мы в ней. Миграционные службы изматывали бесконечными проверками, и мы почти полгода кантовались «на венской пересылке» (по меткому Сашиному выражению).
Развод и выезд из СССР отняли у меня много здоровья, а венское вынужденное безделье окончательно его подкосило. В одно хмурое зимнее утро я не смог встать с постели, чем сильно испугал соседа по комнате.
Саша вызвал врача. Меня отвезли в госпиталь с острой почечной недостаточностью. Долго там держать не стали, бесплатно людей без гражданства в Австрии не больно-то лечат.