посмотрел, словно ему предложили забрать вонючую парашу из тюремной камеры. Ксения не рискнула устроиться на переднем сиденье, полезла назад, сжалась, забилась в угол и, прикрыв ладонями лицо, там и просидела всю дорогу, пока древняя «Волга», чихая и кашляя, тащилась к ней на Бухарскую улицу. Шоферу дала огромные деньги, десять долларов, но он брезгливо отшвырнул их обратно и буркнул: «Ун алтэ таньга, кыз!» Не нужно, значит, ее грязных долларов, давай, девушка, шестнадцать таньга, по счетчику…
Поднялась к себе, сбросила платье, встала под душ, потом к зеркалу сунулась, синяки пересчитывать, и тут заметила, что на плече, над левой грудью, след зубов. Хорошо, что на коже – такие, дикие, могли клок мяса вырвать или вообще загрызть… Ксения представила, как крепкие острые зубы впиваются ей в горло, и содрогнулась.
Набросила на плечи махровую простыню, села на диван, вспомнила, как глядел на нее шофер-татарин, заплакала. Потом уснула. Потом пришел Керим. Не бил, не ругался, остался довольным, но деньги забрал. Перед уходом оставил на столе десять долларов – те самые, которыми шофер побрезговал.
Плохой день. Клиенты дикие, и синяки по всему телу – открытого не наденешь, а в закрытом наташке трудиться не положено…
Только прилетели, сразу сели,
Фишки все заранее стоят.
Глава 4
Ата-Армут, 9 мая, день
Самолет приземлился в армутском аэропорту в одиннадцать сорок. Между Тураном и Россией действовал безвизовый режим, и прибывающих гостей досматривали не слишком тщательно – особенно тех, в чьих паспортах лежала сотня баксов. Не прошло и получаса, как Каргин с Перфильевым вышли из здания аэровокзала на небольшую площадь, дышавшую совсем не весенним среднеазиатским зноем. За площадью с пятиэтажной гостиницей и какими-то другими блочными строениями эпохи развитого социализма лежала степь, еще зеленая, не выгоревшая, а за нею, у самого горизонта, поднимались горы. К ним, прорезая зелень темно-серой лентой, уходило шоссе, и по обе его стороны, у самой площади, сгрудились машины: слева – такси, справа – индивидуальный транспорт, все больше «волги», «москвичи» и «жигули». Между двумя стоянками, прямо посередине дороги, росла древняя чинара, и в ее тени скучали полицейские-ферраши в синих форменных бешметах и при оружии: саблях, дубинках, пистолетах и автоматах.
Немногочисленные приезжие, по виду – торговцы фруктами или наркотой, устремились к транспортным средствам, кто на такси, кто, вместе с шумными компаниями встречавших родичей и подельников, в частный сектор. У стоянки справа наметилось шевеление, раздался басовитый гудок, и, под бдительным оком феррашей, к Каргину подкатил автомобиль, каких нынче даже в музеях не сыщешь. Был он черен и громаден, с закругленными на старинный манер верхом и капотом, с массивным бампером, большими круглыми фарами и такими дверцами, что в них без труда пролез бы трехстворчатый шкаф. Каргин с изумлением уставился на это чудо, а Влад, хрипло выдохнув: «Ну, мать!..» – протер глаза огромными кулаками.
Из