Николай. – Заработался ты что-то. Мы тебя ищем-ищем. С ног сбились. Больницу-то давно закрыли, а ты все сидишь. Мы уж думали, случилось чего. Николай перекинул ноги через подоконник и шагнул в кабинет отца.
– А мы к тебе в гости приехали.
Он посмотрел на стол, заваленный кипами бумаг, и на полупустую банку.
– Ты все пишешь…
– Да это я так. Для себя, – стыдливо пробормотал Евгений Иванович. – Пока посетителей нет.
– А мы тебе подарок привезли, – Николай достал из-за пазухи небольшую книжицу. – Помнишь, ты в издательство несколько рассказов посылал? Так они опубликовали. Правда, тираж небольшой. В магазинах книги не найти. Раскупили все.
Не веря своим глазам, Евгений Иванович схватил книгу.
– Так что, отец, пиши больше, – улыбаясь, заметил сын. – Глядишь, классиком станешь.
– Больше? Да знаешь, сколько у меня этих рассказов? – Он подскочил к шкафу и резко распахнул дверцы. Из шкафа посыпались исписанные листы. – Тут на несколько томов хватит.
– Да… – озадаченно, – произнес Николай.
Помогая отцу собирать рукописи, он прикидывал, во сколько ему обойдется издание еще одной книги. Решив, что как-нибудь наскребет, Николай успокоился.
– Дедуська, я домой хочу, – пролепетала Настенька. – Посьли к бабуське.
– Сейчас, сейчас, родная, – сказал Евгений Иванович. – Уходить будем через окно.
Выбравшись наружу, врач снял с подоконника девочку.
– Сын, ты куда запропастился? Пойдем быстрее! – крикнул он, утопая в зеленом шуме берез.
– Сейчас иду, – отозвался Николай. – Он стоял у стола и читал последние строки только что законченного рассказа.
«Наплакавшись досыта, Василий успокоился. Прижимая к своей груди оставшихся в живых зайцев, он отправился домой. Долго в этот вечер Никонорычев сидел за столом, что-то подсчитывая и чертя на листах бумаги. Наконец, он отложил в сторону ручку.
– Все, – радостно сообщил Василий скакавшим под ногами кроликам. – Решено. С завтрашнего дня начну разводить шиншилл».
Рыбалка
Странная это штука – предрассветные сумерки. Все вокруг тебя теряет форму и четкие очертания, расплываясь щупальцами клякс. Знакомые предметы превращаются в неведомых существ, насупившихся и взирающих из-под косматых бровей. Перешептываясь, они злорадно сговариваются, как бы похитрей, поизысканнее и бесшумнее навредить вторгшемуся в их вотчину. Вот и сейчас, шагая по прямой, как стрела, тропинке, Николай Федорович не узнавал леса. Бывало, при свете деревья радостно приветствовали его птичьим щебетанием, помахивая ветвями рук. Сейчас же в утренней мгле они молча и злобно взирали на гостя. Встав дырявым частоколом, березы, клены и осины тянули к нему свои длинные лапы. Не раз они пытались сдернуть удочку с плеча путника, но та легко выскальзывала из корявых пальцев.
Каждый шаг отзывался тусклым гулом, будто шел Николай Ширяев не по земле, а по паркету. Иной раз казалось, что и не тропинка это вовсе, кружившая