с Руфиной охали и натыкались друг на друга, пытаясь собрать какие-то пожитки.
Залман выскочил во двор и завел машину. Фары включать не стал, чтобы снизу не заметили раньше времени, что на горе кто-то есть.
На стенах по-прежнему сияли прожектора, в их свете метались маленькие фигурки. Болото напоминало кипящую кашу, охваченную мертвенно-голубым мерцанием. Временами оно вскипало особенно яростно, и тогда из него что-то выплескивалось – на одном и том же участке, там как будто плети гигантского ползучего растения перехлестнулись через стену, а потом через вторую стену, и эти побеги шевелились, тянулись, хватали людей, которые, подбегая, что-то бросали и тут же отскакивали назад. Зрение у Залмана было достаточно острым, а полная луна и разгулявшееся люминесцирующее болото позволяли рассмотреть, что происходит. О прорывах из Гиблой зоны регулярно писали в газетах и говорили. Вот, значит, как это выглядит…
Из домика вывалилось остальное общество, и Залман сел за руль.
– Пусти меня! – Ругве взмахнул пистолетом. – Ты псих, твою мать, а я водитель трамвая!
Будто бы подчинившись, Залман вылез наружу, внезапным движением перехватил правую руку Ругве, отобрал пистолет и сунул в карман. Хорошо, теперь он вооружен и сможет защитить себя и этих людей.
– Садитесь скорее, – попросил он, снова занимая водительское место. – Поедем.
Ругве не сдался, попытался вытащить его из машины. Он был грузный и сильный, но неуклюжий. Оттолкнув его, Залман захлопнул дверцу, тогда он обежал автомобиль и забрался с другой стороны. Остальные уже устроились на заднем сиденье, так что Залман сразу же включил фары и рванул с места.
– Псих! – больно пихнув его локтем в бок, прорычал Ругве. – Пусти меня за руль!
Машину чуть не занесло, это было плохо. Залман, не глядя, нанес короткий удар, и Ругве обмяк.
В свете фар мелькали застывшие складки и трещины дороги – все это пыльное, лунно-серое, почти нереальное. Автомобиль трясло.
– Разобьемся же, разобьемся… – вскрикивала позади Руфина.
– Он раньше работал в Трансматериковой! – истово, словно молитву, произнесла Ханелина. – Он нас вывезет…
После этого Руфина замолчала, а ее сын, наоборот, ожил и начал время от времени подавать реплики:
– Ух ты, круто! Классная езда!
Машина мчалась по темной дороге, и это было не страшно: все вокруг неподвижное, каким оно и должно быть. Страшное промелькнуло на последнем отрезке серпантина, около полуразвалившегося кирпичного домика с круглой башенкой вместо второго этажа. Вчера, когда проезжали мимо, возле домика стоял ярко раскрашенный микроавтобус, в каких катаются иноземные туристы, и рядом большая палатка. Все это и сейчас там было. Фары автобуса озаряли копошившуюся группу людей… Нет, не людей, иных существ.
Несколько женщин – грациозно-гибкие, узкобедрые, длинноногие. Казалось, они одеты в облегающие бархатные трико, и на лица натянуты маски из той же ткани. На самом деле это была не одежда, а шерсть, покрывающая их тела. На запястьях сверкали браслеты, серебрились в лунном свете кольчужные