нетерпения, слабости. Встреча была неофициальной, поэтому ее сопровождал только начальник личной охраны Мстислав Лютый[399] и несколько его дружинников. Дверь перед ними неожиданно открылась, и круглолицый монах подвел к выходу знатного горожанина, одетого в льняные штаны и тунику из зеленого шелка.
– Я надеюсь, Святой отец[400] сможет помочь вам, господин Маркопулос? – Вежливо поинтересовался монах.
– Я тоже надеюсь, – ответил тот, но его лицо, темное, с густыми бровями, осталось суровым и озабоченным: – Пожертвование на свечи, – сказал посетитель и вложил в руку монаха увесистый мешочек.
Затем Маркопулос прошел мимо Ольги и ее сопровождающих, даже не заметив их. Монах долго и задумчиво смотрел ему в след и лишь спустя какое-то время его рассеянный взгляд случайно коснулся новых посетителей.
– Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен? – Спросил он, но в голосе его слышалось сомнение: перед ним были совершенно зверского вида воины с длинными усами, заплетенными в косы и в рогатых шлемах. Явные язычники. Норманны. На их фоне совершенно потерялась скромно, но опрятно одетая женщина с русыми волосами и невзрачный монах в черном одеянии. Для круглолицего монаха было очевидно, что у этих людей не могло быть веской причины нанести визит одному из глав Церкви. Даже когда Ольга спросила, может ли она поговорить с Вселенским патриархом, он не шевельнулся.
– Вы, наверно, знаете, что Святой отец очень занят, – монах сделал ударение на словах «Святой отец». – Возможно, завтра, или еще лучше послезавтра…, – монах не отрывал взгляда от телохранителей Ольги. «Уходите и не возвращайтесь, вот что он хотел сказать», – поняла Ольга.
– Кто это, Амброзий? – Послышался голос патриарха, и через минуту он появился перед ними в сопровождении еще одного, аскетического вида монаха. Он был одет по-домашнему. Вместо своих обычных пышных одежд патриарх сегодня надел простое белое монашеское одеяние. Увидев, кто стоит перед дверью, он удовлетворенно хмыкнул.
– Так, так. Кого же нам Бог послал, а Полиевкт[401]? Наместница Хельга! Ты говоришь по-гречески, дочь моя? – Спросил Феофилакт. Увидев утвердительный кивок, он оттолкнул в сторону недовольного Амброзия и взмахом руки пригласил их войти:
– Входи же, прошу тебя. Или ты хочешь, чтобы я обращался к тебе на Вы, как это принято у латинов?
– Ты – это свет, Вы – это тьма. Я бы никогда не осмелилась обращаться к тебе, как к врагу, отец мой, – ответила Ольга.
– Но Владыка! Через пятнадцать минут ты должен встретиться с… – запротестовал сопровождающий его монах Полиевкт, но патриарх оборвал его:
– Кто бы это ни был, пусть обождет. Я занят. Возможно, наши гости захотят принять нашу веру. Это будет большой победой Иисуса, не так ли?
Или, возможно, я обращусь в их ересь – вот будет скандал, а? – Пошутил Феофилакт.
Полиевкт кисло взглянул на Феофилакта. Шутка показалась ему весьма сомнительной,