звуки, издаваемые этими инструментами, сочетались с голосами множества людей, которые стояли и ходили вокруг с горящими тонкими свечками в своих руках, усердно провозглашая гимн арати, что производило на находящуюся там огромную толпу народа такое воздействие, которое проще почувствовать, чем описать».
Любому, кто знаком с индийской национальной культурой, покажется уместным сравнить малиновый стяг членов Брахмо со знаменем сходного цвета и из такого же материала, которое поднимают на золотом флагштоке храма Патманабхан в Тривандруме в начале Арати, или праздника омовения. Если последнее является атрибутом идолопоклоннического культа, к которому основатель Брахмо Самадж питал явное отвращение, то не является ли таковым и первое? И меньшее ли язычество праздник огней в Брахмо Мандир, чем тот же праздник в индуистском храме? Подобные вещи в принципе могут быть невинными сами по себе, ибо многие, безусловно, усмотрят лишь наличие эстетики в раскачивающихся пальмовых листьях, дымящихся благовониях, поющих участниках службы, марширующих со своими горящими свечами вокруг поднятого на серебряном шесте шелкового знамени. Но будут и такие, которые, стремясь к распространению чисто теистической религии, увидят во всем этом очевидные знаки приближения к напыщенному ритуализму, который с течением времени задавит все духовное в новой церкви и оставит вместо него лишь витиеватый формализм. Именно это и произошло с христианством и буддизмом, как это можно увидеть, если сравнить великолепие и пышность римской и греческой церквей с предполагаемой первоначальной простотой апостольского века, а также витиеватый церемониал современного экзотерического ламаизма со строгим аскетизмом и сдержанностью первоначальной буддийской практики, которую пытаются возродить сегодня многие из наиболее ученых лам. Остается надеяться, что лидеры нового направления сохранят в своих умах благоразумный совет Рам Мохан Роя:
«Если некая организация людей пытается нарушить систему учений, укоренившихся по всей стране, и ввести другую систему, они, по моему скромному мнению, обязаны быть готовы доказать истинность, или по крайней мере превосходство своей собственной системы».[117]
В своей юбилейной речи м-р Сен протестует против того, чтобы его считали пророком или посредником между Богом и Человеком, и все же в то же самое время он провозглашает себя и некоторых своих единомышленников апостолами Нового Завета, избранными и облеченными полномочиями возвещать его. Рассматривая своих коллег, окружающих его, в свете нового религиозного объединения, он, как единственный обладатель высшего авторитета, наделяет их божественной миссией.
«Вас избрал», – говорит он, – «Господь Небесный, чтобы вы проповедовали миру его спасительную истину. Смотрите на флаг Нового Завета перед вами, в тени которого происходит всеобщее примирение… Идите, проповедуйте, распространяйте