ого лучше. Тем, вопреки кому я сумел выжить и сделаться мудрее. Всем, кто не дожил до сегодняшнего дня, но оставил вечную и светлую память. Я благодарю тех, кто участвовал в работе над книгой и сделал возможным ее издание. Отдельное спасибо: моей любимой жене Александре, Тимуру Килимову, Оксане Павловой, Владимиру Дворецкому, Олегу Чаузову, Наталье Датишвили, Ольге Китовой.
Буду рад вашим отзывам. Меня можно найти в социальных сетях:
facebook.com/denchernovnn
vk.com/dchernov78
Босоногое детство
Когда в Петропавловске-Камчатском была полночь, а в Москве три часа дня, у нас на Сахалине до полуночи был еще целый час. Я ложился в кровать и слушал радиостанцию «Тихий океан». Ведущий зачитывал письма слушателей, которые поздравляли своих близких с днем рождения, юбилеем, годовщиной свадьбы, рождением сына. Этих близких друг другу людей разделяли шторма и циклоны, десятки и тысячи морских миль.
Слушая «Тихий океан», я всегда думал о своем любимом дяде Саше. Где он сейчас? Может быть, он тралит холодные океанские воды у берегов Чукотки, а может быть, подбирается к берегам Южной Америки. Но вполне возможно, что его траулер держит курс на Корсаков, и уже завтра в нашей маленькой кухне будет звучать его любимая песня «Не пройдет и полгода, и я появлюсь, чтобы снова уйти на полгода».
Эта песня как будто специально была написана про моего дядю Сашу. На берегу он не выдержит и двух недель. Одарит длинным морским рублем и заморскими гостинцами всю родню, насорит по всему городу деньгами, пропьется, проспится и побежит в контору Базы океанического рыболовства добывать новую путевку, чтобы снова уйти на полгода бороздить необъятные просторы Тихого океана. С этими мыслями я засыпаю.
Просыпаюсь я под позывные радиостанции «Пионерская зорька». Дети из далекой и неведомой мне Москвы бодрыми голосами рассказывают о том, как здорово быть пионерами. Я слушаю их с замиранием сердца. Вот бы мне родиться в этой самой Москве, чтобы я тоже мог стать юнкором, выступать по радио и писать заметки в «Пионерскую правду». Но тогда мне казалось, что эти мечты несбыточные. В то время на Сахалине не было ни детской газеты, ни радиостанции.
Я люблю свою Родину, свой родной город, люблю сопки, которые его окружают, люблю маяки, которые помогают капитанам находить дорогу в родной порт, люблю военные крейсеры и минные тральщики, которые стоят у пирсов нашего порта, охраняя мой покой. Мне даже в голову не придет, что каких-то тридцать лет назад мой родной Корсаков назывался Отомари, а мой родной Сахалин был японским губернаторством Карафуто, что это была не наша земля, не советская и даже не русская. Это было так давно, что кажется мне неправдой.
Папа рассказывал мне, что Япония настолько близко, что на пароходе можно дойти всего за несколько часов. Каждую неделю, а то и чаще, я сколачиваю очередной деревянный кораблик, привязываю к нему бутылку с запиской, адресованной моему неведомому японскому другу. Я желаю своему другу не унывать и не бояться проклятых американских бомб, потому что у нас теперь тоже есть бомба пострашнее американской, и мы не дадим в обиду моего японского друга. Втайне я надеюсь, что однажды мой кораблик вернется ко мне, и в бутылке будет гостинец от моего друга – японская жвачка. Но кораблики уплывают бесследно. И лишь иногда после шторма в ответ приплывают японские кроссовки, пустые банки из-под пива или кока-колы.
А когда встает лед, мы с друзьями ходим в порт смотреть на тюленей. В маленькой бухте, где зимуют суда нашего Корсаковского Портофлота, живет морской котик Васька. Зимой он часто вылезает на льдину и греется на солнышке. Мы спускаемся с пирса и осторожно, крадучись идем по льду к Ваське, чтобы его погладить. Васька при виде нас начинает громко кричать и качаться на ластах. Мы не понимаем, выражает он таким образом свой восторг или он боится нас, но мы все равно подходим и гладим его. Иногда мы приносим ему тушку минтая, купленную по дороге в рыбном магазине.
А летом мы с друзьями любим сидеть на откосе и смотреть на море. Вот откуда-то полным ходом идет буксир.
– Смотрите-ка, как шпарит «Вихрь», – говорит Ванька Колесников.
– Сам ты «Вихрь»! – смеется над ним Антошка Коробков. – Разве не видишь, что это «Отчаянный».
– Сам ты «Отчаянный», – говорит Ванька. – Ты не видишь, что ли, рында висит на корме. А у «Отчаянного» рында на мостике.
– Спорим на десять щелбанов?
– Спорим!
Я разбиваю пари, и всей ватагой мы кубарем летим вниз с откоса, мчимся на железнодорожную станцию, проскакиваем в дыру в заборе и бежим по территории военного гарнизона. За нами с громким и задорным лаем увязывается стайка гарнизонных собак, что-то кричит вслед старый сторож, потрясая кулаком, но мы уже перелезаем через забор на территорию мехмастерских. Сквозь прутья забора нам вслед растерянно смотрят гарнизонные собаки. А мы уже идем по бетонной стене на территорию Портофлота, к причалу, где обычно швартуются буксиры. Причал пуст, но вот из-за волнореза выруливает объект нашего спора.
– Ну, что Антоха,