нос с небольшой горбинкой. Сколько он из-за него вытерпел! А теперь Лена Слесаренко идет на всякого рода ухищрения ради этого же самого его носа. Смешно, честное слово. Плачет, наверно, сейчас где-нибудь. Но он не чувствует себя перед ней виноватым. Он ее ничем не завлекал, ничего не предлагал, никуда не приглашал. Это она к нему уселась за парту, а не он к ней. Может, конечно, и с Кривой Ручкой в будущем произойдет какая-нибудь метаморфоза, но в этом году она ему явно еще не угрожает. При всей своей странности вряд ли Марина на него позарится.
Феликс улыбнулся, вспомнив щуплую фигурку и детское личико Карлсона, и остановился посреди тротуара, вдруг заодно вспомнив и Рыбаря. Первым ведь заявил о Митрофановой не Кривая Ручка! Первым назвал ее имя Рыбарь! А вот это уже гораздо хуже… Рыбарь у девчонок успехом не пользуется, но это временно. Он парень непрестижный, поскольку сын уборщицы и очень плохо одевается. Но если девчонки все-таки пренебрегут шмотьем и неаристократическим его происхождением, то увидят, что он ничуть не хуже Вадика. И странная Марина Митрофанова вполне могла первой разглядеть Богдана. Пожалуй, уже разглядела… Неслучайно они сегодня одновременно пришли в класс. Феликсу даже показалось, что они держались за руки. Вернее, это тогда он решил, что ему показалось, а сейчас-то он понимает, что так оно и было на самом деле.
Настроение бывшей Носопыры испортилось окончательно.
А странная Марина, из-за которой в классе бушевали такие страсти, в конце концов совершенно замерзла, сидя на скамейке в сквере. Она ждала Богдана. Они не успели ни о чем договориться, но ей казалось, что он должен догадаться прийти сюда, где они впервые испытали удивительное чувство ошеломляющего счастья. Но Рыбаря почему-то не было. Марина еще не успела узнать номер его телефона, а запросто заявиться к нему домой, как в былые времена ради физики с математикой, теперь она не могла. Она еще раз всмотрелась в даль дорожки, в конце которой уже начали сгущаться легкие сумерки, и встала со скамейки, брызгами взметнув в стороны разноцветные листья.
Возле нарядного куста барбариса Марина остановилась. Здесь Богдан поцеловал ее… нежно-нежно, едва ощутимо… в висок… Она вздохнула и решила отломить от куста несколько бордовых веток. Если прогладить листочки горячим утюгом, то они высохнут, но не потеряют цвета и останутся гладкими. Такой букет может стоять в вазе всю зиму и напоминать… напоминать…
Марина шагнула на газон и отломила пушистую ветку, потом вторую, третью. Над головой она увидела еще одну, с особенно огненными листьями и даже сохранившейся кистью темно-красных ягод. Она встала на носочки, наклонила к себе ветку, и на землю скользнуло что-то блестящее. Она нагнулась и подняла с газона тускло-желтый диск. Как монетка, но с петелькой. Наверно, для цепочки или шнурка. На одной стороне изображено что-то вроде цветка с шестью листьями, а на другой тонкими извивающимися линиями – что-то очень изящное, похожее на разросшуюся в цветочный куст букву «ж». Наверно, кто-то потерял и, может