зато оттянулась на фруктах и шоколаде. А потом потеряла нить разговора, который мне был неинтересен: мужики спорили о преимуществах зимней «резины» для автомобилей.
– Сам ты лошадь! – обиделась я. – Можно подумать, что кому-то интересен ваш треп! Что, мало тем для разговора в свете последних событий?
– Ну, нельзя же все время об одном и том же, – примирительно сказал Олег. – У Автандила говорили, у Петра говорили, надо же хоть немного отвлечься.
– Ну, и отвлекайтесь! – я прихватила коробку с шоколадом и пошла в свой номер.
– Я провожу, – вскочил с места Роднин.
– Не надо, – мрачно отказалась я, понимая, что проводы могут продлиться в моей комнате до утра. – И пить нужно меньше, а то каждый вечер то – то виски, то пиво, то коньяк… Так и спиться недолго.
– Да что с ней случится, – недовольно заметил Димка, не желающий, чтобы распалась компания, – всего-то и делов – спуститься этажом ниже! Будешь отходить ко сну, – звякни. А пьем мы хоть часто, но мало. Причин для этого уйма, и все уважительные.
– Это какие же? – удивилась я.
– Во-первых, природа располагает, во-вторых, – компания, а, в-третьих, спиртное снимает стресс, которого тут навалом.
Я фыркнула и гордо удалилась.
В номере съела несколько конфет, умылась, почистила зубы и нырнула под одеяло. И сразу же провалилась в какой-то длинный туннель. Стены словно дрожали в неровном свете факелов, торчащих из каких—то зажимов, сводчатый потолок был низок, воздух – влажен и свеж…
«Странно, – удивилась я, – значит, где-то есть щели, или недалеко выход…»
В темноте прятались глубокие ниши, но я туда не заглядывала, потому что боялась что—то увидеть.
Туннель повернул направо, и рассеянный, словно сквозь витражи, свет заструился навстречу… Я сделала шаг, и обомлела, – стена была расписана Петькиным маляром: разноцветные волны переливались радугой, серебристые линии изгибались и таяли, и все это излучало ровное сияние, достаточное, чтобы обходиться без факелов.
И вдруг я почувствовала, что ниша, в которую нельзя заглядывать, находится за моей спиной. «Все», – пронеслась обреченная мысль, потому что вряд ли нашелся бы на земле человек, который смог бы устоять перед таким искушением. Я обернулась и вскрикнула: изображение на штукатурке ломало все представления обо всем…
Чья-то рука легла мне на плечо, и сердце остановилось.
– Эй, – услышала я и открыла глаза. Сердце сокращалось толчками, удары отдавались в висках, а на меня с тревогой смотрел Сорин.
– Ты чего? – хрипло спросила я. – Что ты тут делаешь? Я же сплю…
– С тобой все в порядке? – Димка положил ладонь мне на лоб. – Ты бледная, и лоб холодный… И почему, кстати, не запираешься?
– Какого черта! – возмутилась я. – Нигде от вас нет покоя. Только уснула, и на тебе!
– Ты хоть знаешь, который час?
Я покосилась на окно: пасмурное утро за ним разливалось светом,