наполняется красными брызгами: белка рвется пополам, а я отшатываюсь назад. От резкого движения кружится голова: я словно оказалась на плоту, попавшем в спутную струю корабля. Сжимая оторвавшийся кусок белки, я опускаюсь на колено и заставляю себя сделать три глубоких и медленных вдоха.
Не знаю, что я сделала не так. Когда тянул Купер, шкурка белки всегда слезала, словно кожура с банана.
Не важно, в чем именно я ошиблась: нужно использовать все, что получится. Я смотрю на тушку. Какая радость: она разорвалась не пополам. У меня в руке все, кроме хвоста. Это можно исправить при должном терпении.
Я возвращаюсь к полену и вижу валяющийся там оторванный хвост: пушистый серо-белый комок. Память рисует картинку: Рэнди с потными рыжими волосами, вздыбившимися, словно в аниме, со светло-зеленой повязкой, туго стянутой на лбу, с беличьими хвостами, заправленными за уши. Я вижу, как он по-дикарски пляшет вокруг костра: заушные хвосты болтаются, а он издает вой, который должен звучать по-волчьи, но на самом деле остается воплем безумца.
Я сажусь на полено и смахиваю хвост на землю, стараясь сосредоточиться. Рэнди тут совершенно ни при чем. Важно только разделать белку. Может, мой разрез был слишком глубоким или я потянула слишком резко. Не знаю. Но, кажется, я знаю, что делать теперь. Я разделываю белку медленным способом, проталкивая пальцы вдоль мышц, постепенно отделяя шкуру. Это бесконечно долго. Наверное, я действую неправильно. Но в конце концов шкура оттянута вверх до передних лап белки. Я приставляю лезвие ножа к средней части передней лапы, а потом наваливаюсь на него. Кость ломается, а нож впивается в полено, так что мне приходится его вытаскивать. Со второй ногой и шеей я прикладываю меньшее усилие. Руки у меня скользкие и ноют, но я почти закончила. Теперь надо ее выпотрошить. Я переворачиваю тушку брюхом вверх, а потом поворачиваю нож лезвием к себе.
Не повредить внутренние органы. Хотя бы это я знаю.
Я проталкиваю кончик ножа сквозь верхнюю часть груди, протыкая ее. После этого осторожными рывками веду лезвие к себе, прорезая брюшину снизу, словно вспарывая шов. На этот раз я не оплошала. Полость раскрывается – и я запускаю в нее пальцы. Захватываю пищевод, легкие и все остальное, что удается зажать пальцами, – и тяну. Внутренности выходят все вместе, целостной системой, и я швыряю их на землю. Шишковатый позвоночник белки мигает мне из блестящей полости.
Я отхожу к ручью и смываю беличью кровь с кистей и запястий, зарываясь руками в илистое дно, чтобы стереть грязь. После этого режу белку на куски и кипячу в кружке. Жаль, что нет соли, перца, морковки и лука. Если бы я была бодрее, то поискала бы бутень, но поблизости его не видно, да и сейчас я не решусь определять растения, тем более такие, которые имеют сходство с ядовитыми.
Пока белка варится, я собираю несъедобные отходы и уношу от лагеря. Недалеко – шагов на пятьдесят. Их следовало бы закопать, но я этого не делаю. Я устала, а их так мало! Оставляю их лежать кучкой и снова мою руки. Я варю белку, пока мясо не начинает отделяться