фляжку с водой и выдуваю ее до конца.
Только тогда я замечаю, что солнце оказалось не в той стороне неба. Паника пытается пробиться в мои мысли: «С миром что-то не так!» – Но тут мой разум включается, и я понимаю, что солнце просто заходит. Я проспала весь день. Никогда прежде такого не делала. Зато я чувствую себя лучше. Голова яснее, грудь не так сдавлена. Я чувствую себя настолько лучше, что понимаю, насколько гадким было мое самочувствие раньше. Мочевой пузырь у меня переполнен, живот бурчит, требуя пищи. Я так голодна, что вытаскиваю арахисовое масло и заталкиваю в рот несколько столовых ложек, стараясь не обращать внимания на его отвратительный вкус и консистенцию. Перелезаю через ограждение и присаживаюсь за деревьями. Моча у меня густо-янтарного цвета, слишком темная. Я достаю вторую фляжку и выпиваю несколько глотков. Несмотря на обезвоженность, воду надо экономить: без очков я не смогу идти ночью.
Собирая дрова для костра, я обнаруживаю маленького красного тритона. Сажаю его в сложенные лодочкой ладони, присев на корточки – на случай, если он вывернется. Я любуюсь его ярко-оранжевой шкуркой, черными круглыми пятнышками на стройной спинке. Я всегда любила красных тритонов. В детстве называла их огненными саламандрами. Только уже совсем взрослой я со стыдом узнала, что красный тритон – это не отдельный вид, а стадия развития зеленоватого тритона. Что эти яркие подростки становятся тусклыми зеленовато-коричневыми взрослыми особями.
Тритончик привыкает к моим рукам и начинает двигаться вперед по моей ладони, забавно переваливаясь.
Я прикидываю, сколько калорий получу, съев его.
Огненно-оранжевая окраска: яркие токсины. Не знаю, насколько ядовиты тритоны для людей, но рисковать нельзя. Я опускаю руки к мшистому камню, позволяю тритону перебраться на него и заканчиваю строительство укрытия.
Этой ночью мне снятся землетрясения и электронные карапузы с клыками. Утром я разбираю лагерь и плетусь на восток по дымной ленте дороги. Пусть я не в состоянии сфокусировать глаза, но мысли у меня сфокусированы. Мне необходимы припасы. Новый рюкзак, ботинки и пища – какая угодно, лишь бы не арахисовое масло. Опять тревожусь из-за воды: я как будто вернулась назад во времени. На сколько дней? На три, на четыре? По моим ощущениям, это происходило несколько недель назад. Я вернулась к тому времени сразу после ужасного голубого дома, после болезни, когда смогла снова двигаться, но еще не нашла магазинчик. У меня нет еды, почти нет воды – и я двигаюсь на восток, высматривая подсказку, а подсознательно боюсь, что ее вообще не будет. Все совершенно так же, вот только теперь я не вижу и осталась без обуви.
Это было бы комично, если бы так не раздражало. Я иду медленно, слишком медленно. Но стоит мне попытаться ускориться, как я спотыкаюсь или наступаю на что-нибудь острое. Кажется, будто моя левая ступня превратилась в громадный синяк с громадным волдырем.
Утро холодное и бесконечное. Эта туманная монотонность хуже робокойота, почти так же тяжела, как