что денег со мною совсем немного, так, мелкая горстка монет, – ответствовал я незлобиво. Латынью я овладел еще в отрочестве, а при дворе короля Карла она была вполне в ходу, так что изъяснялся я без труда. – Меня предупредили соблюдать в городе осторожность: как бы кто не подрезал или не отнял кошель.
– Фиал у нас тут – далеко не единственное, – с туманной улыбкой заманивал меня священник. Его крючковатый палец указал на имена, что значились на дверном косяке. – Это у нас святые великомученики, реликвии которых взяты из усыпальниц и помещены на хранение в нашей молельне. Они также открыты взору.
Вообще-то осмотреть церковь изнутри тоже не мешало, поэтому я положил на протянутую ладонь священника пару местных медяков. Судя по тому, как мимолетно усмехнулись его толстые губы, сумма подаяния вызвала у него насмешку, но тем не менее он провел меня внутрь. После яркого атриума глаза мои с минуту привыкали к серому сумраку интерьера. Мой провожатый – судя по всему, это был церковный сторож – явно экономил на свечах: зажжено было всего несколько. Я проследовал за ним в дальний конец нефа, где ступени вели наверх, в молельню. Там на уровне глаз в стене тянулся ряд ниш, каждая локтей пять в ширину и три в высоту, забранная железной решеткой. Служитель церкви остановился у четвертой ниши. Зазоры меж толстыми прутьями позволяли заглянуть внутрь, где по бокам чадили два масляных глиняных светильника и пахло душной застарелой пылью, а посередине виднелся хрустальный сосуд с чистой прозрачной жидкостью.
Перед сосудом лежали какие-то узкие полоски кожи.
– Уздечка лошади преподобного, – учтиво сказал церковник.
Затем, под моим неотрывным взглядом, он счел необходимым сделать пояснение:
– В благодарность за свое исцеление император Константин напросился святому в конюхи и пешком пошел впереди, ведя лошадь Сильвестра вот за эту самую узду. – Сторож многозначительно помолчал. – За небольшую надбавку могу позволить за нее подержаться.
– А можно за эту надбавку еще и пройтись по остальному зданию? – поинтересовался я.
Мой собеседник, очевидно, сделал вывод, что нечего ублажать дальнейшим вниманием эдакого скрягу.
– Обитель оная – частное владение, – сказал он назидательно.
– А я проделал большой путь, чтобы усладиться здешними видами, – искоса посмотрел я на него.
Но церковник-сторож бесцеремонно оборвал меня:
– Базиликой ведает примыкающий сюда монастырь – я, между прочим, из него, – и моя братия не принимает обычных богомольцев. Кто хочет видеть остальное здание, должен иметь при себе приглашение от семейства.
– Что за семейство?
– Это палаццо, – с утомленным вздохом пояснил церковник, – уже которое поколение принадлежит тому самому знаменитому семейству, что дало нам двух Пап: Стефания – третьего с этим именем – и его брата Павла. Последний же в благости своей и от своих щедрот отдал