новый тесть быстро дал понять юному Казанове, кто в его доме хозяин. И поставил условием: чистота семейных уз и последующее владение всей империей или позорная ссылка на родину без выходного пособия…
Прикинув возможные размеры и проценты, что каждый год капали на заграничные счета в этой семейной империи, Всеволоду Илларионовичу пришлось принять добровольный пост по части плотских утех. И родная жена понесла детишек одного за другим, так как других удовольствий на стороне он себе пока позволить не мог…
Не потому, что исправился, а только лишь по той причине, что до сего дня тесть, словно некий партийный ледокол, продолжал нести ленинское слово в широкие народные массы, почти каждый день встречаясь то с молодежью, то с рабочими, то с военнослужащими различных родов войск. То есть он жил по заветам Ильича и собирался еще жить долго…
Но каким бы только делом ни пытался заняться в Москве Буйнов, все-то у него не ладилось. Пока тесть сам, используя имидж прекрасного семьянина и талантливого организатора, не купил ему место депутата от фракции коммунистов в Государственной Думе еще первого созыва.
Сколько на это ушло денег, в семье не говорили, но если бы Буйнова выперли и оттуда, то терпения у тестя могло и не хватить. Но, как это ни странно, именно там, в комиссии по награждению, он нашел себе применение, каждый раз искренне радуясь, когда скромно и торжественно передавал очередную коробочку со знаками отличия в руки очередного Президента. И так он был счастлив, что наконец-то нашел себе дело по душе…
Пока уже сам тесть не стал продвигать его и дальше, уже по новой служебной лестнице, пока не добился того, чтобы Буйнов стал заместителем спикера Государственной Думы от блока коммунистов. Тут он уже не жалел никаких средств, ибо такая овчинка стоила любой выделки. Понимая при этом и то, что и сам-то уже одной ногой стоит в могиле.
Буйнов пообтерся в коридорах власти и вошел во вкус. К нему вернулся аппетит, он раздобрел и снова стал с вожделением смотреть на стройных и юных блондинок, что постоянно встречались ему в коридорах Думы…
И уже готов был согрешить, тщательно планируя и обставляя это действо, благо что такой опыт в его памяти еще остался. Одно он знал точно: никаких интриг на рабочем месте – боже упаси…
Та, что покорила его сердце, работала на телевидении в Останкино, и они познакомились, когда юная дива приезжала брать у него интервью. О, если бы его пригласили в Останкино, то он непременно отыскал бы ее хрустальный башмачок и бросил бы к ее ногам все сокровища мира, которые пока, правда, еще принадлежали тестю…
И вдруг утром в его квартире раздался телефонный звонок…
Трубку сняла жена и передала ее мужу, успев шепнуть, что звонят с телевидения…
Буйнов чуть не подавился, слезы выступили на глазах, он багровел и млел одновременно, прося дать воды…
– Какие-нибудь неприятности? – тихо спросила жена.
– От них всего можно ожидать…
И