успокоился? где мой насущный хлеб
Слезами скорби не кропился?
Соренто! Колыбель моих несчастных дней.
Где я в ночи, как трепетный Асканий
Отторжен был судьбой от матери моей,
От сладостных объятий и лобзаний, —
Ты помнишь сколько слез младенцем пролил я
Увы! с тех пор добыча злой судьбины
Все горести узнал, всю бедность бытия.
Фортуною изрытые пучины
Разверзлись подо мной, и гром не умолкал!
Из веси в весь, из стран в страну гонимый
Я тщетно на земли пристанища искал:
Повсюду перст ее неотразимый!
Повсюду молнии карающей певца!
Ни в хижине оратая простова
Ни под защитою Альфонсова дворца
Ни в тишине безвестнейшего крова,
Ни в дебрях, ни в горах не спас главы моей
Бесславием и славой удрученной,
Главы изгнанника, от колыбельных дней
Карающей богине обреченной…
Друзья! но что мою стесняет страшно грудь?
Что сердце так и ноет и трепещет?
Откуда я? какой прошел ужасный путь,
И что за мной еще во мраке блещет?
Ферара… Фурии… и зависти змия!..
Куда? куда, убийцы дарованья!
Я в пристани. Здесь Рим. Здесь братья и семья,
Вот слезы их и сладки лобызанья…
И в Капитолии – Виргилиев венец!
Так, я свершил назначенное Фебом.
От первой юности его усердный жрец,
Под молнией, под разъяренным небом
Я пел величие и славу прежних дней,
И в узах я душой не изменился.
Муз сладостный восторг не гас в душе моей.
И Гений мой в страданьях укрепился.
Он жил в стране чудес, у стен твоих, Сион.
На берегах цветущих Иордана,
Он вопрошал тебя, мутящийся Кедрон,
Вас, мирные убежища Ливана!
Пред ним воскресли вы, герои древних дней.
В величии и в блеске грозной славы:
Он зрел тебя, Готфред, владыка, вождь царей,
Под свистом стрел спокойный, величавый:
Тебя, младый Ринальд, кипящий, как Ахилл
В любви, в войне счастливый победитель.
Он зрел, как ты летал по трупам вражьих сил
Как огнь, как смерть, как ангел-истребитель…
И тартар низложен сияющим крестом!
О, доблести неслыханной примеры!
О, наших праотцев, давно почивших сном,
Триумф святой! победа чистой веры!
Торквато вас исторг из пропасти времен:
Он пел – и вы не будете забвенны, —
Он пел: ему венец бессмертья обречен,
Рукою Муз и славы соплетенный.
Но поздно! я стою над бездной роковой
И не вступлю при плесках в Капитолий,
И лавры славные над дряхлой головой
Не усладят певца свирепой доли!» —
Умолк. Унылый огнь в очах его горел.
Последний луч таланта пред кончиной,
И умирающий, казалося, хотел
У Парки взять триумфа день единой,
Он взором