носишься вокруг меня, как нянька.
– А я и есть нянька, – он мимоходом чмокнул ее в щеку.
Никаких попыток сблизиться с ней он не делал, самое большее, что позволял себе, – поцелуи да еще обнять ночью, бережно прижав к себе. Но и только. Непонятно, почему он так вел себя, но Марине иногда хотелось, чтобы он стал прежним – необузданным, звереющим от одного только прикосновения к ней. Как он терпел столько времени – она не понимала, возможно, просто чувствовал себя виноватым. Но Марина не злилась на него за это, понимая, что рано или поздно все открылось бы и без его вмешательства. Женька просто немного ускорил процесс, испугавшись потерять ее.
– Женька, а что было бы, если бы вдруг я решила все бросить и уйти к Ромашину? – поинтересовалась Марина как-то, сидя у него на коленях и попивая молоко из граненого стакана.
– Что было бы? Да убил бы я тебя – и все. И сам бы за тобой следом, – совершенно спокойно ответил он, прижимая ее к себе. – Ты пойми – что бы мент ни говорил, он всегда ментом останется, это по жизни так. Не бывает исключений. Ну, пожили бы вы с ним какое-то время, а потом начал бы он вспоминать, как с работы вылетел из-за тебя, чего лишился, как семью кинул. Дети опять же… И пошло-поехало – стал бы тебя обвинять во всех неудачах, ругались бы… А ты ведь с гонором, киска, не стала бы терпеть. Вот и подумай. Вы с ним на разных планетах и никогда не сойдетесь.
– Хохол, ты иногда бываешь таким правильным и нудным, что зубы сводит… – Марина допила молоко, которое Женька заставлял ее пить литрами, поставила на лавку стакан. – О господи, так я скоро и в машину сама не влезу – живот помешает.
– Киска, а ты никогда не думала, что ведь сейчас запросто можно родить ребенка? – спросил он вдруг осторожно, помня, как Коваль отреагировала однажды на подобный разговор.
– Не начинай! – Она предостерегающе глянула на него, доставая сигарету. – Что за мания у тебя, дети какие-то… Я вот никогда не думаю об этом, даже не вспоминаю, а ты постоянно поднимаешь эту тему. Зачем? Мне уже тридцать четыре, поздновато. И потом – головняк лишний, и дело не в самом факте рождения, а в том, что с его помощью на меня легче будет влиять. Баба с ребенком уязвима в сто раз сильнее, потому что материнский-то инстинкт не пропьешь и не спрячешь, если, конечно, ты нормальная. Вот ты только представь себе, что тому же Бесу вдруг взбрело в голову на меня надавить. Пока я одна, я его ласково и недалеко пошлю – и все на этом, а вот будь у меня ребенок – и песец, я соглашусь на все, даже не думая. – Марина выпустила облачко дыма и внимательно посмотрела на притихшего Хохла. – Ну, и после этого как ты думаешь, надо мне ребенка рожать? И ты сам… Ты за меня-то постоянно трясешься, а уж за собственное чадо!
– А при другом раскладе ты от меня родила бы?
– При другом – да.
Тут она тоже не соврала ни на грамм – из Женьки вышел бы сумасшедший папаша, в этом Коваль не сомневалась, и в другой жизни, возможно, она согласилась бы, но не здесь и не сейчас. Страх за близкого человека – самый сильный рычаг давления, это такая простая и банальная истина, этим сплошь и рядом пользуются. Да Коваль и