едем? – дернулся Величковский обеспокоенно.
– Куда надо, – ответил Андрей.
– Не понял?!
– В Чечню.
– Зачем?!
– Будешь там плитку класть.
– Десять лет, – добавил Андрей. – А потом отпустим.
– Вы что, серьезно?! Я еще не закончил ремонт в той квартире!
– Вернешься – закончишь! – весело обернулся Пафнутьев. И, чтоб успокоить разволновавшегося плиточника, похлопал его ладонью по коленке. – Все нормально, старик, все в порядке. Ты что, в самом деле нас за чеченцев принял?
– А кто вас знает… Может, вы перекрашенные. Вон показывали недавно старика – десять лет в рабстве у чеченцев был. Даже забыл, как его зовут.
– Напомним, – мрачно обронил Андрей.
– Приехали, – сказал Пафнутьев. Машина остановилась у здания следственного управления. Первым вышел Андрей, распахнул заднюю дверцу машины и напористо произнес: – Прошу!
Величковский вылез осторожно, чуть помедлив. Он тоскливо посмотрел по сторонам, механически бросил взгляд на свои туфли.
– Так это же прокуратура? – жалобно произнес Величковский. Голос его сделался каким-то слабым, в нем не осталось и нотки того куража, с которым он совсем недавно показывал снимки девиц.
– Ты что же думаешь, в прокуратуре туалета нет? – спросил Худолей, выбравшись из своей машины. – У нас тут все как у людей. Краны, правда, текут, пол мокрый, вода в бачках не держится, туалетную бумагу посетители воруют с такой скоростью, что невозможно уследить… А так все в порядке, все как у порядочных.
– Если дело в этом, тогда другое дело, – облегченно протянул Величковский, но опасливость в его взгляде, скошенном, как у молодого жеребца, не исчезла. – А платить кто будет?
– Еще сам доплатишь.
– Как сам?!
– Пошли, – Пафнутьев положил руку Величковскому на плечо. – Шутят ребята, понял? Шутки у них такие.
– Таких шуток не бывает, – плиточник послушно поплелся к зданию.
– Я с вами, Павел Николаевич? – крикнул им вслед Худолей. – А то вроде того, что…
В ответ Пафнутьев, не оборачиваясь, махнул приглашающе рукой: давай, дескать, не отставай. И Худолей обрадованно бросился следом, будто опасался, что начальство передумает.
– Прошу садиться, – сказал Пафнутьев Величковскому уже в кабинете.
– А плитка…
– О плитке чуть попозже. Сначала о людях.
– Каких людях?
– А вот об этих, – Пафнутьев бросил на стол пачку снимков.
– Вы думаете, что я…
– Нет, я вообще не думаю. Все, что можно, я в своей жизни уже передумал. Мне теперь нет никакой надобности заниматься этим пустым делом.
– Каким? – не понял Величковский.
– Думанием.
– А ваш туалет, о котором говорил…
– О нем тоже чуть попозже. У тебя есть фотография? – обратился Пафнутьев к Худолею, расположившемуся в углу кабинета.
– Какая? – спросил тот, но тут же понял, о чем иде