когда-нибудь потом постараюсь отдать больше, чем я получил.
От слова «халаф» произошло русское слово «халява», означающее желание получить не возвращая. Иметь высокую зарплату, не работая, получить здоровье, не меняясь при этом, не совершая мучительной работы над собой. Здоровье зарабатывается так же, как и деньги. Воспитывать свои эмоции – это тяжелый труд, только зарплату выдают не сразу.
Мошенник должен убедить человека в том, что за копейки он может получить то, что стоит гораздо больших денег, а иногда не надо и убеждать: таких людей много. Они сами ищут мошенников. И вот уже армия целителей, колдунов, экстрасенсов обещает любые блага: и здоровье, и благополучие, и исполнение желаний. Не надо меняться, не надо заботиться о душе – приходи, и все получишь. Другие действуют изобретательней. Берут большие деньги, убеждая, что сделают человека здоровым и счастливым. Не сделают!
Наше здоровье, наша судьба – это наше мировоззрение, наш характер. Неправильное мировоззрение – это уже болезнь. Я вспоминаю вчерашнюю лекцию в Харькове. Передо мной проплывают лица людей, задающих вопросы. Вот во втором ряду поднимается мужчина.
У моего сына рак, – говорит он, – ситуация критическая. Вы могли бы помочь? Можно ли продиагностировать сейчас моего сына?
Я понимаю этого человека. Когда болеет и умирает твой ребенок, это пытка, но одновременно вижу, что его душа переполнена осуждением людей, его душа поклоняется духовности, принципам, идеалам. Это для него важнее любви, это для него неприкосновенно. Говоря моим языком, зацепка за будущее, за идеалы бешеная. Может быть, он читал мои книги, может быть, попытался что-то изменить, но я сейчас вижу его подсознание, и там ничего не изменилось. Значит, либо не поверил, либо поленился, либо просто не читал книг. Ребенок многократно усиливает эмоции родителей. Интересно, если я сейчас скажу отцу, что его ребенок подсознательно убивает всех людей, поверит ли он мне? Ведь осуждение и обиды – это убийство. И глядя в глаза мужчине, я понимаю: вряд ли.
Когда меня просят смотреть больных детей, часто я ограничиваюсь родителями. Какой смысл оценивать состояние больного ребенка, если родители подсознательно ненавидят себя или других. Как они могут помочь своему ребенку, если сами не изменились?
Вы не преодолели осуждение людей, – говорю я мужчине. – Вы не можете принять травмирующую ситуацию, вы не можете сохранить любовь при крахе идеалов и надежд. Сумеете измениться – поможете ребенку.
Я вижу, что мужчина меня не понимает. Оглушенный, он садится на свое место, от него идут флюиды непонимания.
Наши чувства – это поле, и мы ощущаем друг друга на любом расстоянии. Мне хочется еще что-то сказать этому мужчине, но я останавливаю себя. Я проходил это уже много раз: бесполезно и даже вредно помогать тому, кто не хочет помогать себе сам. Он просто по-другому представлял мою помощь. А что мне надо было сказать? Ваш сын здоров,