себе друга?
– Даже друга – в том значении, какое придают этому слову прекрасные дамы.
– Полноте! Если вы поедете в Париж и король Людовик Пятнадцатый, этот галантный кавалер…
– Я не люблю королей, капитан, и особенно не терплю королей галантных.
– Ага, понимаю, вы предпочитаете пажей. Например, такого красивого кавалера, как Тренк!
– Я никогда не обращала внимания на его наружность.
– И тем не менее сохранили с ним какие-то отношения!
– Будь это так, наши отношения носили бы характер чистой и незапятнанной дружбы.
– Значит, вы признаетесь, что эти отношения существуют?
– Этого я не сказала, – ответила Консуэло, испугавшись, что может выдать принцессу.
– Так вы отрицаете это?
– Если бы эти отношения существовали, у меня бы не было причин отрицать их. Но почему капитан Крейц расспрашивает меня так упорно? Неужели это может его интересовать?
– Очевидно, это интересует короля, – ответил Фридрих, снимая шляпу и резким движением нахлобучивая ее на белую мраморную голову Полигимнии,[95] чей античный бюст украшал одну из консолей.
– Если бы меня удостоил своим посещением король, – сказала Консуэло, превозмогая овладевший ею страх, – я бы решила, что ему угодно послушать музыку, и села бы за клавесин, чтобы спеть ему арию из «Покинутой Ариадны».[96]
– Король не любит, когда предвосхищают его желания. Он желает, чтобы ему отвечали на вопрос определенно и ясно. Что вы делали сегодня ночью в королевском дворце? Видите ли, раз вы ходите к нему во дворец в неурочное время и без его позволения, значит, и он вправе вести себя у вас в доме как хозяин.
Консуэло затрепетала, но, к счастью, присутствие духа всегда словно чудом спасало ее от многих опасностей. Она вспомнила, что Фридриху нередко случалось прибегать ко лжи, чтобы выведать правду, и что его излюбленным средством вырвать у человека признание было напасть на него врасплох. Она овладела собой и, побледнев, но все-таки улыбаясь, сказала:
– Какое странное обвинение! Не знаю, право, что и отвечать на столь экстравагантные вопросы.
– Вы стали разговорчивее, – заметил король. – Совершенно ясно, что вы лжете. Были вы этой ночью во дворце? Отвечайте – да или нет?
– В таком случае – нет! – смело сказала Консуэло, предпочитая быть с позором уличенной во лжи, нежели сделать подлость и выдать чужую тайну, лишь бы оправдаться самой.
– Вы не выходили из дворца в три часа ночи, одна, без провожатых?
– Нет, – ответила Консуэло, которая немного приободрилась, заметив в выражении лица короля едва уловимый оттенок неуверенности, и теперь превосходно разыгрывала удивление.
– Вы осмелились трижды произнести слово «нет», – гневно вскричал король, испепеляя девушку взглядом.
– Я осмелюсь произнести это слово и в четвертый раз, если того потребует ваше величество, – ответила Консуэло, решаясь противостоять грозе до конца.
– О, я знаю, женщина способна защищать свою ложь даже под пыткой, как первые христиане защищали то, что они считали правдой. Кто может похвастаться тем, что вырвал искренний ответ у женщины? Послушайте,