традициями и современностью. Неумолимо растущая сахарная индустрия разрушала этническую культуру. Несколько дюжин американских и европейских семей успешно держали под контролем и экономику, и правительство. Местные монархи стали в их руках просто марионетками.
Для элиты отлаженная система работала идеально, а вот местные жители на своей же земле превратились в мелкие сошки. Среди желавших восстановить справедливость была и королева Лилиуокалани. В тот январский день она собрала совет и сделала поразительное объявление. Королева намеревалась провозгласить новую конституцию, согласно которой право голоса будут иметь только гавайцы. Высокий имущественный ценз отменят, и неместная элита резко лишится власти.
Все четверо министров пришли в ужас. Они предупреждали королеву, что обосновавшиеся на Гавайях американцы никогда не допустят такой конституции. Но Лилиуокалани настаивала, что имеет на это полное право. Спор продолжился на повышенных тонах, и двое министров, извинившись, выскользнули из дворца. Джон Колберн, министр внутренних дел, помчался в центр города, чтобы предупредить своего давнего друга Лоррина Тёрстона, адвоката и заговорщика против короны.
«Лоррин, – начал Джон, – во дворце ужасный переполох».
Тёрстон и другие хауле, как гавайцы называли белокожих соседей, уже давно ждали повода ударить по монархии. Теперь он появился. На их стороне был Стивенс, а за ним стояла вся мощь США. Момент настал.
Все было готово к новому витку истории. Никогда еще не случалось такого, чтобы американский дипломат помог свергнуть власть в стране, к которой был официально приставлен. Рассказ о том, что подвигло Стивенса на этот поступок, и более масштабный – как США подмяли под себя Гавайи – полны мотивов, которые всплывут снова и снова: устраивать перевороты войдет у американцев в привычку.
Почти все пять миллионов лет, с тех самых пор, как острова вышли из пучины Тихого океана, судьбу Гавайев определяла их отдаленность. Считается, что первые обитатели, возможно полинезийцы с островов южнее, поселились там примерно во времена Иисуса Христа. Многие столетия гавайцы почти ни с кем не контактировали: никто не мог преодолеть океана, окружавшего эти земли, на которых процветали тысячи уникальных растений и животных. Такого разнообразия не встретишь больше нигде.
Люди, населявшие Гавайи, создали особую общину, что связала их хитросплетенной паутиной обязанностей, ритуалов и благоговения перед природой. Может, Гавайи и не назовешь тропическим Эдемом, но именно там многие поколения людей сохраняли гармоничную культуру, которая делала их сильными и физически, и духовно. Некий историк описывает ее как «крайне успешную» и «не столь жестокую, как большинство современных ей культур по всему миру, даже включая Европу; точно так же она и не столь безжалостна, как уклад многих цивилизованных общин в наши дни».
Все изменилось слишком внезапно. На рассвете восемнадцатого января 1778 года у побережья острова Кауаи развернулось зрелище,