не сможет опознать как бывшего человека Рауля. Несколько раз он напрямую спрашивал Билла, когда же ему снова дадут настоящее дело, но старший агент не мог ответить ему ничего. И у него появилось стойкое ощущение, что Маршалл стремится вернуться к оперативной работе под прикрытием исключительно ради мести, и хотя Рауля по-прежнему необходимо было нейтрализовать, агент, движимый столь разрушительными эмоциями, вряд ли для этого подходил. В критической ситуации Маршалл мог пойти напролом и не только себя погубить, но и серьезно подставить коллег.
И Билл был прав – Маршалла действительно сжигало нетерпение. Мысль, что остаток жизни ему придется провести за столом, на работе, которая мало чем отличалась от канцелярской рутины, выводила его из себя. Оперативная деятельность была у него в крови, и он просто не мог быстро вернуться к так называемой нормальной жизни на родине. С его точки зрения было несправедливо и жестоко требовать от агента, чтобы он сначала усвоил язык, традиции и менталитет жителей какой-то страны – усвоил настолько, чтобы ничем не отличаться от аборигенов, а потом – просто по приказу сверху – взял и отбросил все, что за долгие годы стало его второй натурой, в одночасье превратившись в кого-то, кого он почти не помнил. И пусть унылое существование, которое он сейчас влачил, кто-то называл настоящей жизнью, для Маршалла в ней не было ничего настоящего. Напротив, лишь бурные, наполненные опасностями годы, что он провел в Латинской Америке, были для него реальными, тогда как все остальное напоминало ему беспробудный, летаргический сон, не приносящий ни облегчения, ни покоя.
Билл часто пытался представить себе, что творится у Маршалла на душе, и находил, что позиция руководства УБН, твердо решившего в течение года держать его «дома» и только потом повторно тестировать на предмет пригодности к дальнейшей работе агентом, была единственно правильной. Беда же была в другом. Ни один человек в латиноамериканском секторе УБН не представлял себе, что делать с Маршаллом дальше. Куда отправить и с каким заданием, если эксперты сочтут его достаточно психологически устойчивым? Сам Маршалл продолжал упорно добиваться, чтобы ему дали задание в Мексике, давя на то, что там его почти никто не знает, однако вероятность провала все же существовала и была не так уж мала, как хотелось бы руководству. Да и в любом случае, год был слишком небольшим сроком, чтобы агент, после того как он «засветился», мог вернуться к прежней работе. Курировавший Маршалла психолог тоже настаивал, что для полной реаклиматизации в обстановке, которую Маршалл воспринимал как новую и враждебную (хотя на самом деле она когда-то была для него родной), потребуется куда больше двенадцати месяцев. В подобной ситуации нельзя торопиться, считал психолог. Нельзя, потому что, не примирившись полностью с настоящим, Маршалл будет стремиться вернуться в прошлое, а это чревато психологическим срывом.
Об этих рекомендациях Маршалл не знал, однако ему действительно довольно часто казалось,