Келлер разгладила складки на коричневых капроновых брюках.
– Да. Судя по всему, мисс Кинг умерла примерно в пять тридцать пять после полудня. Никаких увечий, кроме вскрытого горла, мы не обнаружили.
– Я уже была дома в это время! – воскликнула я. – Моя подруга, Женевьева Фиоре подтвердит это!
– Завтра в полицейском участке, – Уайт строго кивнула мне. – Жду вас. Вместе с подругой. Всего хорошего.
Все присутствующие растерянными взглядами проводили женщину. Вновь звякнул колокольчик – немой свидетель всего происходящего.
– Моей работницы, – повторила я и взглянула на начальницу. – Это значит…
– Пока ты работаешь в «Бино», Оливия, – сухо произнесла Келлер. – Мои работники – моя семья. Несмотря на то, что ты отвратительно повела себя вчера в зале, ты не заслуживаешь того, чтобы тебя тут же поперли. Ты трудолюбивая девушка, – Келлер наклонилась ко мне, – но, если твою вину все же докажут, я позабочусь о том, чтобы ты не смогла найти работу во всем Пайнберри.
– Справедливо, – грустно усмехнулась я.
Я неуверенно смотрела на телефон, не осмеливаясь позвонить Джи. С одной стороны, меня грызла совесть, но в то же время выступала гордость. Она сказала, что я постоянно ною.
И это правда.
Но нет, это не так! Я всегда интересуюсь ее проблемами и
Господи, да ты ни разу не дослушала её до конца.
жизнью, но она этого в упор не видит.
Нет, я должна позвонить ей и просто обязана извиниться. Друзья должны держаться вместе, особенно тогда, когда от них зависит, попадёшь ты за решетку или нет. Я коротко вздохнула, нажала на номер Джи и с замиранием сердца услышала гудки. И ещё раз гудки. И опять гудки.
Гудящую тишину нарушил громкий треск и недовольный голос, брызнувший из динамика:
– Что тебе нужно? Я занята.
– Джи, – я прижалась к телефону так, словно это был шест, тянущий меня из болота. – Джи, ох, Джи, не бросай трубку. У меня проблемы, я вляпалась по самое…
– Триппер?
– Что? – я отняла телефон от уха и взглянула на дисплей. Я точно туда, куда надо, попала?
– Ну, триппер, сифилис, гонорея. Что ты подцепила? А, я поняла, подожди. Лобковые вши.
– Эй! – я покраснела от обиды. – Что это ещё за разговоры?!
– Извини, я не знаю, чем лечить твои напасти. Всего хорошего, Оливия.
– Я в тюрьме! – закричала я первое, что пришло в голову.
В телефоне повисло молчание. Послышался какой-то треск, шелест, и я, зажмурившись, молила всех богов, чтобы Джи не сбросила звонок. Но вместо того, чтобы прервать беседу с непутевой подругой, она вдруг заговорила тихим тревожным голосом:
– Что ты натворила, Йеллоувуд?
Я почувствовала, как мои плечи, напряжённо поднятые с начала разговора, начинают опускаться. Если Фиоре говорит в таком тоне, да еще и задает подобные вопросы, значит, она меня простила.
– На самом