Валерия Вербинина

Ветреное сердце Femme Fatale


Скачать книгу

озвалась Амалия, которая, очевидно, находилась в прескверном расположении духа. – Наверняка поместье уже заложено и перезаложено, и все долги теперь окажутся на мне. И едва я приеду, как ко мне сразу же явятся господа из земельного банка с требованием платить проценты.

      Этот странный разговор происходил прекрасным майским днем 188… года. Сидя в саду у осыпанной белыми цветами вишни, дамы пили чай, а покачивающиеся на ветру ветви отбрасывали на их лица подвижную тень. На Амалии было бледно-розовое платье, которое замечательно шло к ее белокурым волосам и светлой коже. Аделаида Станиславовна, как всегда, была одета в роскошный туалет темных тонов, затканный золотом, и, как всегда, производила впечатление путешествующей королевы, которую застигла буря и заставила сойти с тонущего корабля на утлую шлюпку. Само собой, ни корабля, ни шлюпки поблизости не было, но суть впечатления тем не менее не менялась.

      – По-моему, ты преувеличиваешь, – промолвила старая дама снисходительным тоном, глядя на дочь сквозь лорнет. – По крайней мере, в своем письме поверенный ни разу не упомянул ни о каких долгах.

      – А иначе во всем этом нет никакого смысла, – возразила Амалия. – К чему вообще завещать свое имущество человеку, которого ты никогда в жизни не видел? Вы, maman, хоть что-нибудь помните о пресловутом Савве Аркадьевиче?

      Аделаида Станиславовна наморщила лоб и задумалась.

      – Он однажды прислал нам поздравление, – наконец объявила она. – С чем, я не помню, но он точно нам писал!

      Амалия покачала головой.

      – Только поздравление? А не просил о протекции, к примеру? Не навязывался в гости, не выражал желание погостить у нас в столице, не настаивал на том, чтобы быть представленным моему мужу? Нет?

      …Когда в 1881 году Амалия вышла замуж за барона Корфа, блестящего молодого офицера, служившего при дворе, она с некоторым изумлением обнаружила, как много у нее родственников, а у ее покойного отца – друзей и знакомых. Прежде она была всего лишь красивой девушкой из обедневшей дворянской семьи, у которой из близких оставались лишь мать и дядюшка Казимир, родной брат последней; но едва Амалия сделалась баронессой и получила право являться при дворе, как ее со всех сторон стали осаждать четвероюродные братья, троюродные тетки, внучатые племянники двоюродных бабушек и кузены уже совсем каких-то непонятных дедушек. Все это многолюдье улыбалось, льстило, рассыпалось мелким бесом, ссылалось на родство, лгало, предлагало дружбу, молило о протекции, вновь льстило без конца и клялось в вечном расположении. И, хотя Амалия видела людей насквозь и, в общем, ничего от них не ждала, ее все же поражало, как быстро номинальные родичи, напрочь забывшие о ее существовании, когда она в них нуждалась, сразу же вспомнили о нем, едва она сделалась баронессой.

      Впрочем, если они рассчитывали извлечь выгоду из ее нового положения, то жестоко ошиблись. Амалия принадлежала к тем людям, которые никогда ничего не забывают, и не давала обмануть себя словами, какими бы красивыми они ни были. Она более или менее вежливо отказала от дома всем неожиданным претендентам на родство, после чего ее хором стали обвинять в том, что она зазналась, не признает родственных уз и вообще ведет себя точь-в-точь как ее маменька, полячка Аделаида, гордячка и ломака. Можно себе представить, как радовались все эти мелочные злопыхатели, когда узнали о разводе Амалии с мужем. Теперь-то, ликовали они, эта высокомерная особа вернется в прежнее ничтожество; теперь-то она точно пожалеет, что отвергла нашу – пусть даже весьма небескорыстную – дружбу.

      Однако Амалия в который раз обманула их ожидания. Она по-прежнему жила в великолепном особняке на Английской набережной, решительно ни в чем себя не стесняла и без малейшего смущения бывала при дворе, хоть и не чаще, чем того требовала ее работа в особой службе, о которой очень мало кто был осведомлен. Впрочем, во времена нашего рассказа Амалия уже не состояла в службе, довольствуясь положением частного лица. У нее были слабые легкие, и всего несколько недель назад она приехала из очередного санатория, где провела осень и зиму. А сегодня утром…

      – Нет, – решительно объявила Аделаида Станиславовна в ответ на вопрос Амалии, – он никогда ни о чем не просил.

      Молодая женщина тихо вздохнула и отставила чашку. Желтая бабочка кружила над травой, и Амалия проводила ее полет взглядом.

      – Кто он вообще такой, этот Савва Аркадьевич Нарышкин? – устало спросила она.

      – Дальний родственник твоего отца, – с готовностью отвечала Аделаида Станиславовна. – Насколько я поняла, он был в своем уезде мировым судьей.

      Амалия скептически покосилась на нее.

      – И судья завещал мне свое имение? Ни разу в жизни меня не видя, не пытаясь даже встретиться со мной? Только потому, что я его родственница?

      – Дорогая, я тебя не понимаю, – молвила Аделаида Станиславовна обескураженно и даже лорнет опустила. – Что тут такого, в самом деле? Человек умер, перед смертью составил завещание в твою пользу, по всей форме… – Она указала глазами на лежащее на столе письмо, которое пришло сегодня с утренней почтой. – Движимое и недвижимое имущество, пруды, мельница, земельные угодья… Может