был абсолютно другой.
У здания больницы вся стоянка была заставлена автомобилями разных марок, и Хохол, едва найдя место для парковки, фыркнул:
– Растет благосостояние граждан! Тачку воткнуть некуда!
Он заметно нервничал перед встречей с Мариной. В последний раз видел ее почти две недели назад.
Толкнув дверь палаты, Хохол замер – Коваль лежала, широко распахнув глаза, и смотрела в стену перед собой. Мышка не упала в обморок, как того опасался Женька, наоборот, она как-то сразу стала вдруг строгой, профессиональной, осмотрела все вокруг, чуть тронула пальцем повязку на лице Марины – та не пошевелилась, не узнала.
– Мне бы как-то с лечащим переговорить…
Хохол послушно набрал номер и попросил Валерку выйти в холл. Они с Мышкой были знакомы, так что присутствия Женьки не требовалось.
Марина не отреагировала на звук закрывшейся двери, но, едва Женька сел рядом на стул, в глазах отразился испуг – она не узнала его в «маскарадном костюме».
– О господи, котенок, я и забыл! – Хохол сбросил парик и отклеил усы. – Это я, родная моя, я, Женька. Не узнала?
Он взял ее руку и прижался губами. Рука пахла больницей, лекарствами, еще чем-то чужим. Длинные ногти, покрытые черным лаком, казались неуместными здесь, в этой обстановке, на этих тонких руках, исхудавших так, что просвечивали вены.
– Котенок, ну, как ты тут? Посмотри на меня… – Он передвинулся так, чтобы попасть в поле ее зрения. – Мариш, ну хоть моргни, если видишь…
Синие глаза закрылись на секунду, а потом снова уставились на Хохла, и в углах он заметил блеснувшие слезы. Дотянувшись до тумбочки, Хохол взял лежавший там белый платок и осторожно промокнул влагу.
– Зачем ты плачешь? Все в порядке, я с тобой… Я тебе Мышку привел…
Он аккуратно снял повязку с ее лица, погладил кончиками пальцев по щеке. Кожа была прохладной, бледной, и Женька опять расстроился, что не может даже жалюзи на окне поднять, чтобы в палату хоть ненадолго заглянуло солнце, потому что кругом полно крыш, с которых отлично просматривается больница. Мало ли что…
В палату вошла Мышка, приблизившись к кровати, поправила одеяло и коснулась Марининой руки, лежавшей поверх.
– Что врач сказал? – нетерпеливо спросил Хохол, стараясь на время отделаться от подруги и остаться наедине с любимой женщиной.
– Сказал, что пока все на прежнем уровне, но ухудшений нет, и это главное. Я пойду, посижу в коридоре.
– Да, иди, спасибо.
Она упорхнула, оставив в палате аромат каких-то луговых цветов, а Хохол облегченно вздохнул:
– Ну, все, котенок, мы с тобой одни. Я так соскучился, родная моя, если бы ты только знала… Сейчас мы поедим, потом я тебя умою… – Говоря это, Женька готовился к не очень приятной процедуре кормления – с помощью большого шприца через стоявший в носу зонд Марине вливали бульон с протертым мясом, соки и все остальное.
Но это все-таки было лучше, чем постоянные капельницы с глюкозой и белками. Марина закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока Женька не прекратил вливать бульон и не убрал шприц.
– Все,