поручик Щеглов.
– Сейчас доложу, – засуетился старик, – а вы в вестибюль пока пожалуйте.
Лакей провёл Щеглова в большой двусветный зал. Всё здесь было мраморным: колонны и пол оказались тёмно-зелёными, а лестница и настенные панели – белыми. Такую красоту могли позволить себе лишь очень богатые люди. Значит, и искушение для кого-то могло оказаться непреодолимым.
«Как же мне повидать наследницу, если я собираюсь беседовать с графом? – озаботился Щеглов. – Хорошо, если девица будет рядом с отцом. А если нет?»
Но выбирать не приходилось: генерал-губернатор отправил Щеглова с поручением к хозяину дома. Поручик прошёлся среди мраморных колонн, добрался до лестницы и заглянул в оба коридора, ведущих от её подножия в глубину дома. Слуга, ушедший с докладом, как сквозь землю провалился. Маленьким угольком затлело, а потом разгорелось и заискрило раздражение. Ну и что всё это могло значить?! Неужто поручика Щеглова собираются выставить за дверь?
Оказалось, что нет. Вернувшийся после долгого отсутствия лакей сообщил:
– Извольте пройти в голубую гостиную… Её сиятельство сейчас к вам выйдет.
– Её сиятельство? – уточнил Щеглов. – Но я приехал к графу Павлу Петровичу.
– Без памяти наш барин лежит, совсем плохой стал после смерти дочери. Вас барышня примет. Она у нас теперь всё вместо батюшки своего решает, – доложил слуга и повёл визитёра по коридору.
Старик открыл дверь в большую нарядную комнату с множеством зеркал и золочёной французской мебелью. Обитые светло-голубым муаром стены подсказали Щеглову, почему гостиная носит такое название.
– Сейчас её сиятельство прибудет, – пообещал слуга и удалился.
– Подождём, – пробурчал Щеглов. Ему очень не понравилось заявление о том, что семнадцатилетняя графиня принимает здесь все решения.
На сей раз ждать пришлось недолго. По паркету прошелестели лёгкие шаги, и в дверях появилась одетая в траур девушка. Высокая и тоненькая, в чёрном платье, она казалась совсем тростинкой. Тёмный кружевной шарф покрывал её голову. Щеглов всмотрелся в глаза наследницы и осознал, что зря они с губернатором подозревали младшую графиню Бельскую. Такое лицо не могло иметь ничего общего ни с преступлением, ни со злом. Нежное и очень бледное, раньше это личико наверняка выглядело овальным, но сейчас, исхудав, сделалось совсем узким. На нём жили лишь глаза – огромные, в пол-лица, очень светлые (то ли голубые, то ли серые) в угольно-чёрных густых ресницах. В этих глазах, как в зеркале, отражались все чувства и мысли Екатерины Бельской. Сейчас в глазах читалось отчаяние. Щеглов не мог ошибиться. Такой взгляд он видел у собственной жены, когда их сын лежал при смерти.
«Господи, и что же мне теперь – мучить это дитя?» – спросил себя Щеглов. Он не знал, что ему делать, но девушка заговорила сама:
– Здравствуйте, сударь! Мне сказали, что вы приехали с поручением к графу Бельскому. Простите нас, но батюшка очень болен и не в состоянии