в руке зажженный восковой факел.
Он удивленно покосился на Ювентину.
– Не бойся, она не кусается, – с усмешкой сказал ему Минуций. – Возьми ее за руку и следи, чтобы девушка не споткнулась и не расшиблась в темноте.
По пути он не проронил больше ни слова, погруженный в свои мысли, судя по всему, невеселые.
В доме на Кипрской улице еще никто не спал в ожидании прихода господина. Все домочадцы собрались в полутемном атрии, освещенном лишь двумя светильниками на канделябре, который стоял на треножнике рядом с алтарем ларов.
– О, боги! А это кто? – воскликнула Неэра, увидев Ювентину, неуверенно перешагнувшую через порог вслед за Минуцием.
– Она будет жить с нами, – сказал Минуций, устало зевая. – Позаботься о ней, Неэра.
Сказав это, римлянин удалился в свои покои, сопровождаемый Пангеем, освещавшим путь господину восковой свечкой.
Собравшимся в атрии рабам трудно было превозмочь любопыиство, и они мало-помалу обступили девушку, разглядывая ее, словно дети, которым показали новую игрушку.
Это была сплошь одна молодежь.
Минуций терпеть не мог стариков и пожилых. Он чувствовал потребность видеть в своем доме одни лишь молодые лица.
Исключение составляла Неэра, возраст которой приближался к шестидесяти. Но она нянчила молодого господина в младенчестве, заменив ему в сущности рано умершую мать. В доме все слуги слушались ее, как хозяйку.
– А ну-ка, расходитесь! – властным тоном сказала Неэра. – Спать пора. Завтра никого из вас не добудишься.
Потом она обратилась к Ювентине:
– Пойдем со мной. Я покажу тебе твою комнату.
Ювентина пошла за эфиопкой, которая, сняв с канделябра один из светильников, повела девушку к лестнице, ведущей в гиперион245, где располагались жилые помещения для прислуги.
Как и в других домах состоятельных римлян, верхний этаж минуциева дома возвышался над пристройкой, в нижнем этаже которой находились комнаты для гостей, зимний триклиний и пинакотека, то есть картинная галерея. Строго говоря, верхний этаж римского дома назывался не гиперионом, а ценакулом, где у богачей была летняя столовая для цены – главной трапезы, которая продолжалась от трех до четырех часов пополудни, но Минуций даже свой таблин246 именовал библиотекой, как истинный поклонник всего греческого.
В комнатках, или, точнее сказать, каморках, гипериона могло разместиться, по меньшей мере, десятка четыре рабов, но все они пустовали, так как незадолго до начала нашего повествования большую часть слуг Минуций, будучи уже не в состоянии их содержать, отправил в свою кампанскую деревню, оставив при себе только восемь человек, не считая Неэры.
По ночам здесь было холодно, и все оставшиеся в доме рабы с позволения господина перебрались вниз, заняв одну из комнат для гостей, которая в числе других помещений нижнего этажа отапливалась из гипокаустерия.
По узкой деревянной лестнице с перилами Неэра и Ювентина поднялись в гиперион.
– Вот