и осталась ли хотя бы одна квартира, где люди не привыкли включать его и с ним жить?
– Даже спать. Это член семьи. Да-да, вы совершенно правы, – согласился доктор и задумался. В прямом эфире невозможно сделать укол и ввести успокоительное. Невозможно провести сеанс гипноза. Остается одно – ждать, когда тот упадет от бессилия.
– Этого допустить нельзя, – сказал Орлов, словно читая его мысли, – из политических соображений. Нельзя демонстрировать слабость власти. Оратора нужно заставить замолчать каким-то другим способом. Думайте, доктор, думайте.
МЭР закончил рассказывать о том, как сто лет назад он летал на первом стратостате и перешел к пантомиме. Видимо, ему было тяжело говорить, и он решил передохнуть, продолжив в жанре немого кино.
– Его нужно отвлечь, – сказал доктор.
– Чем? – спросил Орлов, – он невменяем, – немного подумал и его осенило:
– Я знаю, как это сделать. Наш МЭР продукт советской эпохи. Того партийного периода, когда функционеры говорили по бумаге. Только по бумаге. Говорить от себя считалось неприличным и, просто, было опасно – ляпнешь что-нибудь не то… Ему нужно подсунуть речь.
– Что мы там напишем? – подхватил идею доктор.
– Что напишем? Не знаю, что напишем, – задумался Орлов. И тут Ивана Степановича осенило одно предположение, гипотеза, которая пока не подкреплена была ничем, но на мгновение ему показалось, что это хорошая мысль. Просто, он вспомнил о своем друге-художнике. Тот не заболел, не сошел с ума, не предался безудержному пьянству, скорее, наоборот.
– Мне нужно отойти, – сказал врач.
– Куда? – спросил Орлов.
– В библиотеку…
Орлов подозрительно проводил его взглядом. Орлов был человеком, которого трудно было чем-то удивить, но тут он серьезно задумался о состоянии здоровья доктора. И пока тот куда-то убегал, мучительно соображал. Если доктор, руководитель единственной в городе больницы, слетит с катушек, в этом хаосе будет крайне сложно. Больница – единственное место, куда еще можно изолировать тяжелых больных. Конечно, весь город туда не поместить, но все же. Все обезьянники уже заняты, – подумал он.
– А вот и наш доктор, наш главврач городской больницы, – встрепенулся МЭР, увидев рядом с собой Ивана Степановича. – Мой однополчанин, друг и коллега по гольфу. Сейчас мы с ним споем любимую и выпьем по чарке боевой. Город в надежных руках, когда такие люди рядом.
Иван Степанович не собирался петь, а пить “боевую” в прямом эфире тем более. К тому же он был гражданским человеком и не имел отношения к армии, впрочем, как и наш МЭР. Доктор положил перед ним на стол какую-то книгу, и тот запнулся.
– Что это? – наконец, спросил он.
– Речь!
– Моя речь? – подозрительно спросил оратор.
– Ваша, – подтвердил доктор.
МЭР подтянулся, поправил галстук, который после танцев, эксцентрических миниатюр и сцен почему-то оказался во внешнем кармане пиджака и сосредоточился на тексте.